Мне было восемь, когда мама уехала с каким-то мужчиной в другой город. Некоторое время мы жили вдвоем с папой, но однажды он сказал: «Я с утра до ночи на работе, а ты, такая маленькая, остаешься одна. Это неправильно. Поживи немного в детском доме, потом я тебя заберу». Я не плакала и не сопротивлялась — понимала: так надо. Детдом был переполнен: на одной кровати приходилось устраиваться вдвоем, а то и втроем, еды не хватало. От голода мы не могли уснуть и по ночам, пробравшись на кухню, большими глотками пили горячую воду, а потом бежали в спальню. Главным было не упустить момент мнимой сытости и успеть провалиться в сон.
С каждым днем я все больше тосковала по дому и однажды подговорила нескольких друзей и подружек бежать. Первой забралась на высокий деревянный забор, приготовилась прыгнуть, но доски обломились — я упала, больно ударившись спиной о землю. Сама подняться не смогла. Травма позвоночника оказалась серьезной — несколько недель пришлось провести в лазарете на строгом постельном режиме. Сегодня врачи говорят: в том, что три года назад отказали ноги и теперь я могу передвигаться только на инвалидной коляске, виновата та давняя детская травма.
Вскоре после выписки из лазарета я сидела у окна и вдруг увидела — по улице идет женщина, очень похожая на маму. Сердце замерло: она, не она? Когда красивая нарядная дама приблизилась к калитке, сомнений не осталось — это мама! Сейчас она возьмется за ручку, откроет калитку и войдет... Но мама прошла мимо, свернула за угол и скрылась из виду. Я стала бить руками по стеклу и кричать: «Мама! Мама!» Потом бросилась к дверям, которые в этот момент распахнулись, и я, продолжая рыдать (теперь уже от счастья) уткнулась головой в мамин живот и крепко обняла ее за ноги. Оказалось, у калитки после дождя образовалась большая лужа, и, обойдя ее, мама вошла через ворота. В тот день она сказала, что пока не может меня забрать, что нужно еще немного потерпеть: «Я тоже по тебе скучаю и обещаю, что при первой же возможности возьму тебя отсюда».
Домой я вернулась через полтора года, когда родители решили снова жить вместе. Чувствовала: хоть отец и простил любимую Мурочку (так он звал жену), отношения между ним и мамой совсем не безоблачные. Именно чувствовала, потому что ссориться при ребенке, бросать друг другу в лицо упреки они себе не позволяли. Правда, папа стал чаще выпивать и иногда, приняв лишнего, грозился покончить с собой: «Возьму наган, пойду к Сереже — и там застрелюсь!» Мама не пугалась, не бросалась следом — Сергей был фронтовым другом отца и знал, как привести его в чувство. Несмотря на царившее в доме напряжение и папины хмельные угрозы, домой из школы бежала вприпрыжку и чувствовала себя абсолютно счастливой. Ведь мы снова были втроем. Вечером вместе садились пить чай, разговаривали. Если к родителям приходили гости, мужчины прикатывали от соседей пианино и мама весь вечер играла Шопена. Я так гордилась, что эта изумительная красавица, под пальцами которой рождаются божественные звуки, — моя мама.
