Однако родители так и не узаконили отношения, жили в гражданском браке, в результате которого на свет появился я. Насколько знаю, первое время после рождения я жил без имени. Маму мое появление на свет застало врасплох — она ждала дочку, даже имя придумала.
— Я все мечтала, как буду мою Катю в платьица наряжать, а тут появился ты, парень, да еще и рыжий!
Меня так и звали какое-то время — Рыжий. Потом нарекли «человечьим» именем — Ваня, на что папина мама (она жила с нами), Ольга Константиновна, недовольно поморщилась: «Мало того что рыжий, так еще и Ваня!» Бабушке-дворянке были по душе великокняжеские имена — Ольга, Игорь, Петр. Отца воспитал отчим — горный инженер Петр Николаевич Владимиров. Его фамилию и отчество Игорь Петрович и носил.
Примерно в то время, когда я обрел «человеческое» имя, Георгий Товстоногов пригласил родителей в БДТ: Владимирова — в качестве режиссера-стажера, а мама стала ведущей актрисой театра. В актерской среде БДТ называли «кладбищем для актрис». Товстоногов охотно брал в театр таланты, но роли для них находил не всегда. С Зиной все вышло иначе. Товстоногов сказал: «Вы мне нравитесь. Сразу берете быка за рога!»
Родители очень много работали, им было совсем не до меня. Никто из них не собирался жертвовать театром ради ребенка. Тем более что после премьеры «Пяти вечеров» на маму обрушилась безумная известность. Театралы всей страны приезжали в БДТ посмотреть на Шарко с Копеляном.
Мне было года четыре, когда родители разошлись. У меня сохранилось фото, где мама с папой держат меня на руках: молодая семья, счастливые лица. Но вместе я их не помню, будто этого и не было никогда. Рядом они существуют для меня только на этой фотографии...
В памяти осталось немногое. Вот папа приезжает меня навестить на новенькой «Волге», я сижу у него на коленях и с восторгом кручу большой руль. Вот мы с бабушкой и дедом едем на дачу. А вот папа на мой день рождения дарит вожделенный велосипед.
Зина отправляла меня к отцу скрепя сердце: они с Владимировым расставались очень шумно, со скандалом и никогда больше не общались. Мама даже решила переписать меня на свою фамилию. До четырех лет я ходил Владимировым, а потом вдруг стал Шарко. Помню, как в медкарточке в поликлинике красной ручкой было жирно перечеркнуто «Владимиров», а сверху выведено — Шарко.
Мама никогда не говорила о причинах их расставания. Тема отца вообще в нашей семье долгое время считалась запретной. Наверное, этот союз с самого начала был обречен: оба приложили руку к его развалу.
Конечно, я сужу об их разрыве с маминых слов. Вначале она обвиняла во всем отца, потом стала постепенно признаваться, что и сама — не подарок!
Дело в том, что маме правила семейного общежития вообще не знакомы, они у нее напрочь отсутствуют!
