Здание на улице Серафимовича называлось Домом правительства, он быстро заселялся партийной элитой. Раньше переехавшие из Петрограда в новую столицу партруководители ютились в основном в Кремле — к 1928 году там проживало около 1300 человек; более 5 тысяч заслуженных революционеров теснились в гостиницах «Метрополь» и «Националь».
И вот наконец большинство оказались на отдельно взятом островке коммунизма и были потрясены. Просторные квартиры, под 4 метра потолки, а немецкие газовые плиты чего стоят! При том что вся Москва готовила на керосинках! Про отдельную ванную и наличие горячей воды и говорить нечего — это просто чудо какое-то! В кремлевских коридорах — темень, холод, а здесь светло, натоплено, росписи на потолках, выполненные мастерами из Эрмитажа; ну и, конечно, лифты! Дети Иофана — уже взрослые Ольга и Боря — катались на них по нескольку раз в день, да и сама Ольга Фабрициевна, как девчонка, бегала с ребятами — интересно! Им подниматься высоко, на 11-й этаж, а ехать можно только с лифтером, самим — ни-ни.
Чего только не было в доме — клуб имени Рыкова (нынешний Театр эстрады), магазин, столовая, детский сад, своя почта, телеграф, химчистка, прачечная, даже кинотеатр «Ударник»! По вечерам перед сеансом там обычно играл джаз-оркестр, и Ольгу частенько тянуло потанцевать. Борис не умел, стеснялся, но чтобы доставить жене удовольствие, изредка все-таки отправлялся с ней и оттаптывал жене ноги, по части танцев он был самым бестолковым учеником на свете. Но как танцевала она! Все засматривались… Иофан гордился и, глядя на разрумянившуюся оживленную жену, вспоминал, какое впечатление она произвела на него, когда он увидел Ольгу впервые.
…Шел 1916 год, Иофан тогда жил в Италии — работал над проектами монументального кладбища и ряда небольших вилл в средиземноморском духе в Нарни, что приблизительно в ста километрах от Рима. Знакомые посоветовали Иофану снять комнату с полупансионом на вилле, принадлежавшей некоей Ольге Сассо-Руффо, оказавшейся молодой красавицей с копной длинных каштановых волос, бесподобной гибкой фигурой и зелеными глазами, загорающимися, как у кошки, от воодушевления и энтузиазма. Ольгу считали странной, сумасбродкой, эмансипе. Полоснув по лицу нового постояльца заинтересованным взглядом, она немедленно пригласила его к своему столу. Борис смутился: они же не знакомы, только приветствиями обменялись.
— Герцогиня, ужин в столовой, — произнесла толстая строгая служанка в белоснежном переднике, кланяясь Ольге и делая какой-то неопределенный полупочтительный-полупрезрительный поклон в сторону Бориса. Ольга взорвалась:
— Не смейте называть меня при синьоре «герцогиня»!
— Слушаюсь, герцогиня, — покорно повторила толстуха и с достоинством удалилась.
У Бориса все внутри затрепетало: еще и герцогиня? Однако Ольга, словно оспаривая свой высокий титул, ассоциирующийся обычно с чопорностью и высокомерием, забросала архитектора вопросами, как самая обычная любопытная и не слишком сдержанная девушка. Особенное воодушевление вызвало у нее то, что гость из России.
