Да и с именем у меня сложилась непростая история — их у меня... три. Мама назвала меня Олесей. Когда родители уже в Москве пошли регистрировать дочку, в загсе отказались записывать в метрике имя Олеся — оказывается, такого не существует в русском языке. Растерявшиеся папа с мамой взамен согласились на первое же попавшееся имя — Ольга.
То, что меня зовут, оказывается, Олей, я узнала классе в четвертом. В поликлинике в медкарточке я значилась Олесей и в школьном журнале тоже. А когда меня крестили, священник сказал: «Имени Олеся нет... значит, будет Ксения!» Так что я — Ольга, Олеся и Ксения.
Но дома и по сей день меня никто не зовет Олей. Ольга для меня — это злое имя. Если вдруг мама звенящим голосом зовет: «Оля!!!», значит, я сильно набедокурила и нужно, пока не поздно, бежать прочь сломя голову...
— Вас, наверное, родители воспитывали в строгости?
— Меня спасало то, что они были очень заняты на работе. Мама играла в Театре им. Евг. Вахтангова. Папа трудился в почтовом ящике, потом в структурах Министерства геологии, пока с друзьями не создал бизнес. Он не гнушался никакой работой, спокойно мог по ночам разгружать вагоны. Прекрасно помню, как ждала, когда папа утром вернется и принесет мне ананас. Мне, маленькой, казалось, что разгружать вагоны — это нечто сказочное, раз там за это дают диковинное лакомство. Тогда впрок закупали зеленые бананы, мама хранила их в шкафу, чтобы дозрели в темноте. Но бананы не успевали дозреть — я их тайком съедала зелеными.
В стране царила эпоха дефицита — все решали не деньги, а связи. А связи давала известность. За плечами мамы уже были «Короткие встречи» Киры Муратовой. Правда, о том, что она там снялась, никто не знал — фильм 20 лет пролежал на полке. Но зато когда на экраны вышел многосерийный фильм «Цыган», маму стали узнавать зрители. И не просто узнавать! Однажды в Ростове цыганский табор несколько метров даже пронес на руках машину, где сидела мама. Но она, надо сказать, не любила свою роль в этой картине и старалась о ней не вспоминать. А я этот фильм просто невзлюбила! Мне вслед долго кричали: «А-а, ты дочка Катьки-аэропорт!» Это практически звучало как дочь проститутки.
Но зато благодаря этой роли у мамы появились полезные знакомства: мясники, продавцы, спекулянты. Помню время, когда наш холодильник был забит под завязку черной икрой. Ее трехлитровыми банками присылали нам мамины знакомые из Астрахани. Но на икру смотреть было тошно — ее невозможно было есть без хлеба, а денег на хлеб элементарно не хватало. Представляете, колбасу за два двадцать найти было сложно, а черную икру не знали, куда деть. Такие были времена!
Но были и издержки у актерской профессии мамы. Я очень рано стала самостоятельным ребенком. Например, в детский сад с пяти лет ходила сама. Утром мама меня кормила, одевала и провожала. Мы с подружкой из соседнего подъезда перебегали на другую сторону Арбата и сдавались детсадовским нянечкам. Но обратно нас одних домой не отпускали. Я никак не могла взять в толк: прийти одной в садик можно, а уйти почему-то нельзя. Очень раздражало, что приходилось ждать, когда же меня наконец заберут родители.
В детский садик после выходных меня обычно привозили к «тихому часу» и непременно на такси. Кто? А кто первый из родителей проснется. А забирал, как правило, тот, кто раньше вспомнил о дочери. Могли посреди недели забрать, а могли и самой последней в пятницу поздно вечером.
Так что с папой и мамой я практически не жила. Еще с ясельного возраста меня оставляли на «пятидневке». Конечно, я не хотела в садике ночевать. Каждый раз, засыпая в детсадовской кроватке, вспоминала занавески в своей комнате и представляла, что я дома.
