К сожалению, мы начинаем понимать родителей, только когда у нас появляются собственные дети. И никак не раньше. С рождением ребенка овладевает панический страх его потерять. И этот страх живет с тобой всю жизнь... Я поумнела, когда у меня родился сын, и за многое перед родителями извинилась. Помню, как однажды подошла к маме и сказала: «Прости за все...» И она без слов поняла, за что я прошу у нее прощения...
Кто были родители моей мамы, никто не знает. Ее нашли восьмимесячной на сельском полустанке под Харьковом и определили в Дом малютки. Это случилось в декабре 45-го, детей постоянно перемещали с места на место, так что мама поменяла шесть детских домов. Имя и фамилию ей выбрали воспитатели. Мама, еще совсем крошкой, очень любила петь и выступать, и воспитательница, подумав, сказала: «А запишу-ка я тебя Руслановой. Будешь артисткой, как она». Так и оформили в документах — Нина Русланова. Отчество дали Ивановна, что неудивительно — у найденышей военной поры выбор был небольшой: или Ивановна, или Петровна. А вот день рождения мама выбрала сама — 5 декабря. Ей очень понравилась картинка в настенном календаре: мужчина несет ребенка с флажками и воздушными шариками. Это был «красный день календаря» — день сталинской конституции.
Детский дом не был для мамы подарком, наверное, поэтому она так не любит вспоминать о детстве. Ей постоянно доставалось за то, что была светленькой. Однажды воспитательница, глядя на ее золотистые волосы, вдруг сказала: «А ты у нас, видно, немка». С тех пор дети обзывали ее и жестоко били.
Детство — мамина тайна, куда она до сих пор никого не пускает. Это раз и навсегда закрытая тема, и никто из нас — ни я, ни папа — не пытался туда соваться… У мамы даже подруг той поры не осталось, она никогда не ездила на родину — в Богодухов, где ее нашли. Поэтому я никогда не задавала вопросов: кто мои дедушка и бабушка? В нашем доме изначально не было секретом, что мама росла в детском доме. Она любила петь одну шутливую частушку: «Я не папина, я не мамина, я на улице росла, меня курица снесла...»
Не могу сказать, что в детстве у меня это вызывало какие-то эмоции. Я родилась с этой данностью и считала, что один дедушка и одна бабушка — это нормально. Так и должно быть...
А вот о том, как, закончив восьмилетку, пошла учиться на маляра-штукатура, мама рассказывает с удовольствием. Ее распределили на стройку, где она проработала целый год, дали комнату в общаге. Между прочим, навыки маляра маме пригодились позже в кино — она так мастерски красила стены в картине Киры Муратовой «Познавая белый свет», что ей и дублера не понадобилось...
Но мечта стать артисткой — даром, что ли, Русланова! — взяла все же верх. Мама поступила в Харьковский театральный институт. На втором курсе подруга ей посоветовала: «Тебе бы в Москву». И мама поехала поступать в столицу. С этого момента дверь в мамино прошлое закрылась и никогда больше не открывалась. Ее жизнь в Харькове и жизнь в Москве — это две абсолютно разные вещи.
Но это совсем не значит, что Нина Русланова скрывала свои украинские корни, наоборот, даже гордилась ими. И хотя ей несколько раз паспортистки предлагали: «Давайте вместо Богодухов напишем Москва, вы ведь уже все равно москвичка», мама отказывалась.
У нее даже некоторые привычки детства сохранились: например, мама частенько в обиходе употребляет украинские слова, любит готовить вареники, борщ, жирный и густой, чтобы в нем ложка стояла, картошку, жареную на шкварочках. А как она поет украинские песни! На кухне у нас всегда висит плетеный лук, который мама по традиции покупает на зиму, на дачном участке растет «цыбуля», а вокруг грядок — традиционный забор из веточек.
