Она была красавица, умела ухаживать за собой, всегда прекрасно выглядела. Но надеюсь, что унаследовала от нее эту легкость в отношении к своему возрасту.
К тому же, по-моему, это общепринятое заблуждение, что для актрисы после тридцати пяти начинается закат. Чушь собачья! Ведь наиболее глубокие роли во всем мировом репертуаре — это женщины после тридцати пяти. Та же Мерил Стрип раскрылась не в двадцать, а гораздо позже. Так что если у актрисы все в порядке с мозгами, то она умело переходит в ролях из возраста в возраст — сначала играет девочек, потом девушек, потом женщин и так далее. Правда, мне довелось уже в тридцать лет сыграть бабушку в «Доме с лилиями», и я считаю, что это очень здорово — отличный задел на будущее.
Мне нравится, что у меня такое лицо, очень удобное для кино, — оно как блин, плюс еще этот курносый нос... Все гримеры страшно радуются, когда работают со мной, — из меня можно слепить и зрелую женщину, и юную девочку, и простушку, и роковую леди-вамп. Я не лукавлю ни секунды, когда говорю, что никогда не считала и не считаю себя красивой. Да, я похожа на маму, но она всегда была тоненькая, с большими глазами, рыжими волосами и будто фарфоровой прозрачной кожей. Я гораздо грубее, у меня широкие скулы, другие черты. Но меня любит камера, и это мой большой плюс. Я всегда в кадре выгляжу лучше, чем в жизни.
Для съемок «Дома с лилиями» мне, конечно, довольно долго делали грим. Для каждого возраста были свои парики, линзы для глаз. В молодости — ярко-зеленые, потом — чуть мутнее, а к старости линзы вообще снимали, и глаза становились прозрачными и потускневшими. Морщины мы рисовали. Изначально договорились, что не будем использовать всякие искусственные ухищрения типа латекса. Помню, как Наталья Максимовна Тенякова очень смешно рассказывала мне, как она снималась в картине «Любовь и голуби». Будучи совсем молодой, тридцатилетней женщиной, она играла старушку, и ей по полной программе лепили латексные морщины.
