Как с шестнадцати лет начала работать, так до сих пор и не останавливаюсь. В общем-то, я этим горжусь. Я рано стала зарабатывать себе на жизнь, не сидела на шее у отца и была абсолютно независима.
Мы с папой как будто заново знакомились в тот момент, ведь мама всегда была неким буфером между нами. Какого-то разъединения, слава богу, не произошло. Мы оба выбирались из этой ситуации — и вместе, и каждый по отдельности. Думаю, ему пережить случившееся было тяжелее, чем мне, как это ни странно звучит. Я даже не представляю, как он это выдержал. Впрочем, мы почти никогда не говорили с отцом на эту тему, да нам это и не нужно было. Люди, которые через такое прошли, никогда не будут играть подобные киносцены.
Когда у папы началась другая жизнь, я восприняла это абсолютно спокойно. Ревность? Нет, ее не было совершенно. Папа — молодой мужчина, особенно на тот момент, и я понимала, что он не может оставаться один. Я радовалась, что у него все хорошо складывается, появилась Вика. Маму не вернуть, к сожалению, но жизнь идет дальше... Так что я в этом смысле полностью на его стороне. С Викой у нас разница — шесть лет. Общаемся скорее как подруги, и мы одна семья. Все вместе — с дочкой и мужем — часто приезжаем к ним в гости, а они — к нам. У них чудесный дом, который Вика с папой долго и с любовью строили. Анька любит у них оставаться. В этом смысле все благополучно, к счастью.
Так или иначе — я с ранних лет совершенно не боюсь возраста. Хотя, кто знает, возможно, и я сойду с ума лет через пятнадцать... К сорока пяти годам какие-то странные вещи происходят в женском организме, многие вступают в яростную борьбу со временем — спешат здесь подрезать, там подтянуть, потом закрутить роман. Я очень надеюсь, что со мной ничего подобного не произойдет. По крайней мере, мама моя к возрасту всегда относилась легко, у нее никогда не было комплексов на этот счет. Конечно, она погибла очень рано — ей был всего сорок один год, какие уж тут проблемы старения...
