— Не хотел сообщать раньше, а то бы никто из вас со мной не поехал, но сейчас время пришло — слышал, что недавно в Чехословакии выступал советский ансамбль, так музыкантов избили, а барабанщику и вовсе вышибли глаз...
— Я тоже пою и танцую, мне тоже выбьют глаз! — сокрушался Кикабидзе.
Вскоре чехи вернулись и предложили актерам готовиться к выступлению, пока в зал проходят зрители. Аншлага, мягко говоря, не наблюдалось: заняты оказались всего два ряда. И когда актеры вышли на сцену, заметили, что люди в зале ведут себя довольно странно: один беспокойно оглядывается, другой ходит между рядов, третий сидит со стеклянным взглядом, разинув рот... Оказалось, желающих прийти на советский фильм принимающей стороне найти не удалось, поэтому зрителей набрали в ближайшей психбольнице!
В гостях у нас кто только не бывал... Колокольчик, висящий у входа, не замолкал — дверь принципиально не запиралась: все равно каждые пятнадцать минут кто-то заявлялся. Наши родители, а потом и мы с братом росли в этой творческой атмосфере. Сначала МХАТ и Большой театр всей труппой на гастролях в Тбилиси приезжали к Верико, потом весь цвет советской кинематографии — к Софико: Леонов, Куравлев, Фрейндлих, Ростропович... Бывал Параджанов, который считал Софико своей музой. После его фильма «Цвет граната» Федерико Феллини с Джульеттой Мазиной, приехав в Союз, попросили: «Хотим познакомиться с Софико Чиаурели». Мама заступалась за Параджанова, когда тот оказался в опале. Как-то папа привел к нам Андрея Тарковского, с которым дружил со ВГИКа. Он отдыхал на горнолыжном курорте.
Запомнился мне первый визит Аллы Суриковой. Она позвонила Софико, чтобы сделать фотопробы на роль в фильме «Ищите женщину»:
— У меня не выходят из головы твои черные глаза.
— Приезжай в гости! — тут же пригласила ее Софико в Тбилиси.
Встретили Аллу Ильиничну по традициям грузинского народа — три дня не заканчивалось застолье! Провожали ее в аэропорт с песнями. Сурикова звонит из Москвы:
— Софико, а фотопробы-то мы так и не сделали!
— Приезжай снова! — обрадовалась мама.
Но второй раз Аллу уже в Тбилиси не командировали, пришлось режиссеру предоставить комиссии Госкино мамину открытку. С Софико они с тех пор стали подругами и всегда останавливались друг у друга.
Мама брала меня с собой в поездки. Лет в двенадцать я оказался с ней на приеме в чешском посольстве в Москве. Софико пригласили к послу, и она попросила присмотреть за мной Савелия Крамарова. Во дворе посольства гостей угощали чешским пивом с сосисками. Крамаров взял для нас две кружки, так я впервые попробовал алкоголь. Через какое-то время мы с ним уже с трудом фокусировали взгляд. Мама, увидев это безобразие, набросилась на моего «собутыльника»: «Савелий, ты с ума сошел, зачем напоил ребенка?!» А бабушка Верико часто общалась с Раневской и брала меня к ней в гости. Фаина Георгиевна разговаривала со мной как со взрослым, что было очень приятно.
