Первым в списке кредиторов стоял отец. Владик отдал ему долг сразу же, продав единственное, что у него было ценного, — машину.
Получив квартиру, Владик тут же позвонил своим друзьям в Одессу и пригласил на Новый год. Квартира была совершенно пустая, из мебели — только две раскладушки. Хорошо, я из дома принесла подушки и одеяла. Владик с мамой тут же распределили комнаты: тут мы с Владом, там Таисия Владимировна, в третьей — Саша. Таисия Владимировна потихонечку пилила сына: «Как же мы въедем? Ни шкафа, ни стола». Из Омска мама Владика привезла старенький холодильник «Саратов». Вначале он стоял в Переделкине, потом переехал на проспект Мира, затем переместился на дачу. И, между прочим, еще очень долго служил.
Все вместе с энтузиазмом кинулись обустраивать новую квартиру. Я проявляла чудеса предприимчивости в поисках необходимого, Владик часто меня хвалил: «Ты моя золотая рыбка». Да и у него самого руки откуда надо росли: мог и гвоздь забить, и розетку починить, и полочку повесить...
Помню, как-то поехали в Дом мебели в Медведково. С нами Зоя увязалась. Ходим за Владом, как мини-гарем: я — крупная, большая, Зоя — маленькая, худенькая. Вдруг навстречу знакомый Владика и друг Высоцкого Вадим Туманов. Кивнул в нашу сторону, пошутив: «Владик, это что, твои жены?» «Да», — улыбнулся Владик и тут же пригласил Туманова на новоселье.
Влад мечтал, чтобы в его квартире побывало как можно больше народу. С удовольствием сервировал стол, как-то по особенному сворачивая салфетки.
Всерьез готовился принять кучу друзей летом 80-го. «Скоро Олимпиада, весь Омск к нам приедет, наверное, надо нары двухэтажные поставить», — ходил по квартире и прикидывал, где будет размещать олимпийских «паломников».
И свой последний, 39-й день рождения он праздновал в новой квартире. Пришло очень много друзей, было весело, шумно. Звучали тосты, имениннику говорили теплые слова: «Владик, наконец-то у тебя все хорошо складывается. Все, слава богу, пошло и пошло...» Друзья отмечали в хозяине перемены к лучшему, говорили, что у Владика в жизни началась совершенно иная полоса: квартира появилась, рядом женщина, которая понимает, дети... Помню, провожая гостей, он пообещал: «Ну вот, сорок уже мы отметим с размахом! Юбилей все-таки!» Наутро Владик засобирался на нашу «фазенду»: «Поживу там до 1 мая».
Ему хотелось немного побыть одному, а меня это слегка обидело: а почему меня не зовет? Вечером звонит Митя: «Мы печку разожгли, все в порядке. Он тебя ждет и просит привезти крупу, кастрюльку. В общем, тут у меня целый список...» Я страшно обрадовалась — позвал! На следующий день ни свет ни заря помчалась к нему с кастрюлями. Помочь — большего мне и не надо...
Я видела, как Владику тяжело мотаться по стране, но он не мог бросить работу. На нем же дети, мама. Врачи предупреждали, что третий инфаркт не за горами, просили беречь себя: «Найдите административную работу...» В ответ Дворжецкий только горько усмехался. Правда, стал отказываться от больших киноролей и длительных киноэкспедиций. Решил, что деньги можно заработать, выезжая на встречи со зрителями через Бюро пропаганды киноискусства.
По-хорошему надо было на пару лет после инфаркта взять паузу, а у него снова поезда, самолеты, машины...
Помню, собрались на Новый год съездить к его отцу в Нижний Новгород. Владик очень хотел нас познакомить, но из-за его плохого самочувствия поездку отложили. Кстати, с Вацлавом Яновичем мы потом не раз встречались, навещали детей Владика. Женя, его младший брат, был еще совсем мальчиком, заканчивал школу в Нижнем и собирался поступать в театральный. У меня сохранилась его записка Владику. Женя не застал старшего брата дома и красной ручкой на вырванном из блокнота листочке торопливо написал: «Дорогой брат! Что-то мы с тобой давно не виделись?» Увы, братья больше так и не увиделись...
Последняя в жизни Владика поездка была в Гомель.
Я умоляла не ехать, видела, что ему плохо. «Не могу... Меня ждут в Гомеле, Могилеве. Я не могу подвести людей...» — отвечал он. Грела мысль, что осталось отработать всего неделю. Вдруг неожиданно звонит: «У меня появилось три дня свободных, хочу провести с вами». Теперь думаю — он приезжал с нами проститься...
Я долетела до вокзала, забежала на перрон, а там Дворжецкого нет, и поезд уже ушел. Расстроилась жутко. Опять беру такси — и домой. И — о счастье! — он у подъезда выгружает из машины коробки с пленками.
Эти три последних дня мы провели вместе. Владик ненадолго уезжал в Гомель. Я, как обычно, провожала его на Белорусском вокзале. Помню, идет по перрону в новеньком финском темно-синем плаще, который я ему купила, и я восхищаюсь: «Владик, ты такой красивый!»
