Мама прожила с этим человеком 35 лет. Это ведь о чем-то говорит? Александр Иванович был прекрасным актером, очень умным человеком — два высших образования, много дал маме в плане творчества.
Потом у мамы родился Ванечка, она приезжала к нам в Смоленск с ребенком и новым мужем. Мы их радостно встречали, выложив цветами дорожку к дому. Помню, как мама все время пыталась и Ваню бабушке сплавить, но та уже стала прибаливать, тяжело ей было бы второго поднимать. Братика привозили летом и оставляли годовалого на меня, четырнадцатилетнюю пацанку.
— Как хотите, у меня гастроли три месяца!
Деваться было некуда. Ванечка был очень шебутной ребенок, намучились мы с ним.
Куда он только не проваливался: и в погреб, и в кадушку. Так что бабушка при встрече категорически заявила маме: «Надя, Ваню не возьму, что хочешь делай!» И Ванечка уже вынужденно жил с родителями…
Встреча папы с Александрой Николаевной изменила его жизнь к лучшему. Она заботилась о нем, привила вкус к жизни, читала с ним сценарии, репетировала. Да и с его пагубной привычкой успешно справилась. А мама в свое время сделать это не смогла. И то, что они разошлись, к лучшему. Мама не стала жертвовать собой ради мужа, бросать профессию. Александра Николаевна ему, безусловно, лучше подошла. Во-первых, у нее характер был — кремень! А во-вторых, ради него она оставила сцену, везде с ним ездила и не отпускала от себя ни на шаг. Разогнала всех «друзей», привила ему вкус к нормальной, трезвой жизни, научила одеваться.
Папа ходил в элегантном белом костюме с бабочкой, щеголевато размахивая тросточкой. И это в сочетании с простоватой хитрой мордочкой смотрелось необычно. Он себя почувствовал другим человеком, его стали все уважать, приглашать в кино…
Да его жене надо было поставить памятник при жизни за то, что сберегла Пуговкина для его блистательных ролей! Он ценил ее и преданно любил. Я сама была свидетелем, как он по сто раз на дню звонил Александре Николаевне: «Санечка, солнышко, как ты?»
Папа начал новую жизнь в крошечной комнатке на Сивцевом Вражке. Она ему досталась в результате размена их общей с мамой квартиры в Черемушках.
Парадокс! Когда они наконец получили свое жилье от Театра им. Ленинского комсомола, тут же и развелись…
Родители разменяли квартиру на две маленькие комнатки. В одной из них — десятиметровой комнатушечке в коммуналке — потом жила я… И как у мамы с папой началась другая жизнь с их новыми женами-мужьями, так и у меня с переездом в Москву все изменилось...
Как-то мама приехала на дачу. Они с бабушкой сели секретничать на веранде. «Надя, — слышу взволнованный бабушкин голос. — Что ты? Да как она там будет одна…» А мама в ответ ей что-то настойчиво втолковывает.
На следующий день они объявили о своем решении — отправить меня в Москву. А я была 15-летняя дурочка с косичками.
Помню, восторженно, как чеховские героини, все повторяла: «В Москву! В Москву!» Ну что я тогда понимала? Как я буду одна жить?
Бабушка очень за меня боялась, она была мудрее мамы, а та, как бы помягче сказать, полегкомысленнее… Как о ней сказала однажды ее подружка: «Наде все до пуговицы!»
У мамы был свой расчет: дочка станет москвичкой. Но вот тут-то ей надо было позвонить папе, переговорить с его мамой, бабушкой Наташей. Они же все в Москве жили. Посоветоваться: мол, так и так, хочу Лену перевезти в Москву, чтобы она там паспорт получила. Попросить, чтобы они меня поддержали. Но она этого не сделала... И я свалилась своим родственникам как снег на голову…
В Москву меня отвезла Любочка. Мама лишь отнесла мои документы в ближайшую школу и уехала.
Люба показала мне дорогу до булочной, магазина, школы и столовой, где я могла есть. Все в двух шагах от дома. Побыла со мной два дня и уехала. Соседи по коммуналке смотрели на меня со злобой — они-то мечтали эту комнату себе захапать. Издевались надо мной всласть. Приехала из провинции девчонка-подросток, ну как эдакого цыпленка не слопать с потрохами? Помню, приходит сосед: «Давай деньги на ремонт». А откуда я могла взять деньги? Я же в 8-м классе еще училась. Но я безропотно отдала все, что бабушка с собой дала…
Мои впечатления от Москвы были ужасающими. Я не знала город, шарахалась от толпы, боялась спускаться в метро. Ходила по прочерченному Любочкой пути: школа—дом—булочная.
