Девицы проникали каким-то образом на репетиции, просачивались в гостиницы, мы проводили своих поклонниц за кулисы. Нам ведь тоже нужен был пафос! А еще по молодости страшно важно было их количество, хотя это чушь собачья! Но не участвовать в подобного рода игрищах было по меньшей мере неприлично. А еще мы все любили хвастаться, у кого больше поклонниц. Естественно, после общения с девушками приходилось заниматься самолечением. Обращаться к врачу считалось верхом предательства, потому что вычислялась вся цепочка. Друзья могли тебя убить презрением: «Ты нас сдал!», потому что с этим тогда было строго: на работу отсылали бумаги, и все мгновенно становилось достоянием гласности.
В 85-м в Балаково приехал «Интеграл» с Бари Алибасовым. Бари, услышав, как я играю в клубе, пригласил гастролировать с его группой.
В ее составе были сильнейшие музыканты — Женя Белоусов, Володя Козак, Сережа Перегуда, Игорь Луциф. Я многому научился в «Интеграле», хотя поработал недолго — обстановка в коллективе напрягала. Какие-то кучки, коалиции — мадридский двор отдыхает! Я этого страшно не люблю. Однажды в Днепропетровск, где мы гастролировали, ко мне приехали земляки. Помню, сидим, выпиваем, и меня пронзает мысль — все! Больше не хочу в «Интеграле» работать! Решил — и быстро ушел. Просто не сел в автобус к музыкантам. Потом мне звонили, уговаривали вернуться: «Еще будешь обратно проситься!»
Но я не просился. А потом… потом я присел на иглу. Плотно. И это отдельная история… Все началось в армии. Со мной в роте служили казахи, которым присылали посылки с косяками, уже забитыми травкой.
Словом, с тех пор курить дурь я стал регулярно.
Достать ее в Балакове проблем не было: кому надо, всегда найдет. Однажды я сидел в гостях у своего знакомого. В свое время именно он познакомил меня с будущей женой. Я ему доверял как себе и поэтому, когда он предложил попробовать, согласился не раздумывая. «Что это?» — спрашиваю. Он объяснил, что смешивают эфедрин с марганцовкой и уксусной кислотой и получают «джеф». Смотрю — девчонки колются и пацаны… И я попробовал. Да и стыдно было отказываться перед девчонками, которые младше. И с первого раза я понял: «Все! Это страшный кайф!»
И здесь начинается история — Челобанов-наркоман. Затянуло меня сразу и сильно. Я не представлял больше жизни без иглы. День без кайфа был серым и пасмурным, и я щедро «расцвечивал» его наркотиком.
Постепенно я перестал, даже не замечая этого, осознавать реальность происходящего. Я стал гораздо агрессивнее смотреть на мир. Стал меньше работать, про дом вообще забыл. Жил по схеме: деньги — наркотик — иногда работа… Вскоре мною заинтересовалась милиция. Меня не раз вызывали и предупреждали: «Если не остановишься, примем меры!»
Дело в том, что я стал «присаживать» других. Из очень вроде добрых побуждений — мне хорошо, и ты попробуй! С совершенно открытым сердцем. В нашей наркоманской компании мы все были озабочены только одним — где достать деньги? Стали появляться какие-то краденые фирменные шмотки, которые мы продавали… Мне сейчас абсолютно не стыдно об этом говорить, потому что я стал совершенно другим человеком.
А тогда все мои мысли, все желания сводились к одному — немедленно получить дозу. Дошло до того, что мы стали задумываться, где бы самим что-нибудь украсть. В конце концов мы это и сделали. Из кабака свистнули клавишный инструмент. Дали двум мужикам двести рублей, рассказали, как и где его взять, они нам радостно ночью его притащили.
Когда меня арестовали, милиционеры выглядели победителями, словно раскрыли кражу века: «Мы тебя предупреждали? Предупреждали! Так и знали, что этим закончится». Но читать наркоману проповеди бесполезно! Меня стали допрашивать. Поймать с поличным не могли — инструмент мы давно отправили в Москву, а осудить и выслать из города очень хотелось. Нашли свидетеля, который якобы видел меня в тот вечер неподалеку от этого кабака.
(Хотя на самом деле я там не был.) И мнимый свидетель помог предъявить мне обвинение. А дальше дело техники…
На суде прокурор просил три года общего режима, но судья дал три года химии. На «химии» все-таки свободный режим, правда, отмечаться надо все время. Если приезжает семья, тебя при хорошем поведении могут отпустить жить к родным, и то если жилье где-нибудь под боком.
В Балашовскую область, в село Репное, где мне предстояло отсидеть три года, я отправился сам на поезде. С вещами и бумагой, подписанной прокурором. А что делать? Если в течение трех дней не являешься, тебя арестовывают и отправляют уже на зону. Жили мы в общежитии, на окнах — решетки, всюду охрана, и по три раза в день проверки. Режим есть режим! На «химии», знаешь, кто сидит?
