На следующий день, засыпая, я думаю: «Где-то здесь медведь-шатун».
— У вас сериальное мышление.
— Да. Дальше идет история про медведя. Другой кейс открываю. Ну и так далее и тому подобное. Я очень часто представляю, как выживаю. Всегда придумываю, какой должен быть у человека набор инструментов, что нужно иметь в рюкзаке, чтобы выжить месяц в лесу. Это из детства все идет на самом деле. Детские страхи и детские мечты. И привычка мысленно собирать рюкзак и все продумывать — оттуда. Если вы думаете, что я такой один, войдите в Интернет и наберите простую фразу: «Выжить в лесу в минус 25» или «один в лесу зимой в палатке». У этого контента миллионные просмотры.
— Чем вы отличаетесь от того мальчика с его страхами? От ребенка, который горько переживал, что нельзя забрать найденного на улице щенка?
— Ничем. Когда вы говорите, в чем секрет моей актуальности, так он в том, что я постарел только по паспорту, внешне и по здоровью. Ну и нажил какое-то количество радости, неприятностей, счастья и беды, которые формируют меня как человека и артиста. Потому что артиста, особенно комедийного, формирует не веселье, а беда и количество пережитого. Только так. А по сути я тот же.
— Совсем скоро вы будете участвовать в мультиформатном проекте «Жванецкий», посвященном его 90-летию. Все построено так: сначала — гала-концерт, где рассказы Михаила Михайловича читаете вы, Маковецкий, Золотовицкий, Вдовиченков, Гришаева, Калюжный и многие другие, а потом, в конце весны, — премьера художественно-документального фильма. Думаю, будет очень интересно.
— Ну для меня Жванецкий не рифмуется со словом «интересно». Для меня Жванецкий рифмуется со словами «родное», «дачное».
— Сколько лет вы дружили с Михаилом Михайловичем?
— Дружили мы мало, а любили друг друга много. Мы редко виделись. Но когда виделись, встречались как два очень важных друг для друга человека. Ну, во всяком случае, он как очень важный для меня человек, а я чувствовал, что Жванецкий меня ценил и выделял. Он этого никогда не скрывал. У меня хранятся какие-то его написанные для меня с юмором, но чрезмерно комплиментарные странички. В таких превосходных степенях никто никогда не говорил обо мне. Это то, что успокаивало маму.
Но он меня и критиковал. Как-то увидел не очень удачный фильм, в котором я снялся, и сказал: «Ну что, Стояныч, завязывай ты с желанием побыть трагиком. Надевай парик, сиськи и иди играть своих теток и смешных дядек, ты это делаешь лучше всех».
Его все время бесило во мне одно качество, которое я никак не мог преодолеть.
— Какое?
— То, что я не иду на такое общение — чаи гонять, водочки выпить, раков поварить и покушать. Не мог я перейти на «ты» и стать завсегдатаем в его доме. Что-то все время мешало, скорее всего, мое преклонение перед ним. Я не перешел этой черты. А очень много людей были своими в его доме. Я им не стал. Но мне важно, что он думал обо мне как об артисте, а не о человеке, с которым хорошо выпить и закусить.
— Кто-то из ближайших друзей Михаила Жванецкого сказал, что большая часть того, что он делал, — для женщин.
— Это абсолютная правда. Потому что женщины в его жизни — огромная часть его творчества, попытка их понять, дать им оценку, почувствовать себя на их месте. Вот эта его великая фраза: «А все-таки интересно, что они чувствуют...» Его не покидало желание их изучить. Это огромная часть его творчества и его личной, душевной и физической, извините, жизни.
— Знаменитым он стал ради женщин?
— Слушайте, как будто бы только он один!
— И вы тоже знаменитым стали ради женщин?
— А для чего, как вы думаете, я изначально выбирал эту профессию? Ради того, чтобы нравиться девочкам, а потом женщинам. Ну ради чего еще? Сеять разумное, доброе, вечное? Нести свой крест? «Идите в театр и умрите в нем!» — это не обо мне. Нет! «Идите в театр, посмотрите на меня и влюбитесь в меня!» — моя личная формула.
