— Марк, какой замечательный фильм ты снял! Понимаю, Абдулова ты взял в театр с третьего курса, Пельтцер — твоя, Броневой подтянулся. А где ты эту девку-то в сене отрыл?
Отец ответил:
— Да я ее родил.
— Как Марк Анатольевич репетировал? Мог ли актер предложить что-то свое, или авторитет режиссера был непререкаемым?
— Отец очень любил актеров, зная все их минусы, все актерские беды. Но из-за того, что сам побывал в актерской шкуре, играл в массовке, был гонимым, многое актерам прощал и относился к ним с уважением. Ему нравилось, когда актеры что-то предлагали, становились полноправными участниками творческого процесса. Отец призывал: предлагайте, предлагайте свое. И каждая репетиция отличалась от предыдущей. Когда актеры недоумевали:
— Марк Анатольевич, но вам же вчера это понравилось, — он отвечал:
— Это было вчера, а сегодня другая температура, другая погода, вы встали с другим настроением, надо как-то меняться.
Все звания Абдулову, Янковскому, Караченцову ходил и выбивал отец. Так же как и квартиры, последние, кому он их выпросил, — Миркурбанов, Раков, Шагин, боюсь кого-то не назвать. Марк Анатольевич считал, что артисты должны жить хорошо, им необходимо звание, чтобы они могли прилично зарабатывать.
— Когда в свое время я делала интервью с Абдуловым, он говорил, что ни о каком другом театре не может идти речи, потому что уйти из «Ленкома» — это как изменить Родине.
— В этом весь Александр Абдулов. Сейчас все по-другому. Я много играла с Александром Гавриловичем, он был замечательным большим артистом, бесконечно одаренным, многогранным. Отец рассказывал, что, когда они ставили спектакль «В списках не значился», Саша пожаловался:
— Я не могу играть в этой каске, она железная, мне жарко.
Отец его устыдил:
— Саш, ну как не стыдно, наши до Берлина дошли в этих касках, а вы два часа не можете потерпеть!
Он выстраивал роль филигранно. Актерская судьба Александра Абдулова, мне кажется, во многом состоялась благодаря отцу. Возможно, если бы не Марк Захаров, Абдулов остался бы конфетным красавцем на ролях героев-любовников. Но у Захарова он превратился в большого драматического актера. Скажу больше: отец выстраивал не столько роли на сцене, сколько судьбы актерские.
Был момент, когда я хотела уйти из спектакля «Варвар и еретик», так сложились мои личные обстоятельства. Сказала:
— Я уйду, и введется другая актриса.
Абдулов возражал:
— Без тебя нет смысла играть.
Слышать это было очень приятно и радостно.
Александр Гаврилович относился к Марку Захарову с сыновним почтением и любовью и за глаза называл папой.
— Вы советовались с отцом, когда получали приглашения других режиссеров?
— Советовалась, но не всегда. В кино меня иной раз швыряло не туда, и отец очень ругался: «Как же так можно?»
— Спектакль «Юнона и Авось» стал визитной карточкой «Ленкома». А как он выходил?
— Его тоже не приняли. Управление культуры вознамерилось в наказание перевести отца в Театр оперетты, но он сказал: «Нет, увольняйте, Театр оперетты я принимать не буду».
Партийные люди сказали отцу: играйте спектакль непринятым. Тогда автор пьесы Андрей Андреевич Вознесенский повез Марка Анатольевича в Елоховскую церковь к чудотворной иконе Казанской Божией Матери. Они поставили ей свечки.
