С третьего курса ГИТИСа отец позвал в труппу Абдулова, который восхитительно играл спектакль «В списках не значился». Он пригласил Инну Михайловну Чурикову в спектакль «Тиль», они с Гориным ходили к ней в гости, говорили: «Было бы хорошо, чтобы вы пришли». Пьеса «Тиль» писалась по ходу репетиций, дочь Александра Твардовского Ольга вместе с мужем Владимиром Макушенко создали потрясающее оформление спектакля. В центре сцены стоял пик, изображавший то ли виселицу, то ли крест, то ли рыночную площадь, рядом здоровые скамьи. Минималистичные костюмы отсылали к фламандской живописи, они были серовато-бежевато-голубоватыми. Звучали потрясающая музыка Геннадия Гладкова, изумительные баллады на стихи Юлия Кима. Тема роли личности в истории прослеживается через все творчество отца.
— Почему Марк Анатольевич не пригласил в труппу Нину Тихоновну?
— Когда слышу, что Захаров не взял жену в свой театр, это вызывает улыбку. Поверьте, мама столько для него значила, что, если бы она ударила кулаком по столу или топнула ножкой, она бы была в «Ленкоме». Рафик Гарегинович предлагал ей работать в этом театре, но она отказалась.
Ставя спектакль, отец больше всего боялся того, что скажет мама. И я тоже. Выходя на сцену, я обычно не вижу зал, для меня это стихия, но когда в театр приходила моя мама, я ее видела. Стихия зала либо становится дружелюбной, либо не принимает спектакль, и ее надо завоевывать. Татьяна Ивановна Пельтцер говорила, что плохого зрителя не бывает. Зритель бывает разный, тем не менее весь зрительный зал в какой-то момент становится единым с артистами, если действо на сцене талантливое, если у людей болит душа, там много всяких «если».
— Почти все актеры говорят в интервью, что отговаривали детей, когда те решили продолжить династию. А как вели себя в этом случае ваши родители?
— Все-таки я актерский ребенок, все знали, что я буду поступать в театральный.
Помню, как отец брал меня с собой на гастроли, когда мама была занята. В основном я росла рядом с ней, отец много работал. После репетиций мама спрашивала: «Ну что, пойдем домой или светская жизнь?» Я, конечно, выбирала светскую жизнь, и мы шли в ресторан ВТО, где можно было встретить всех, причастных к театру. Это был актерский клуб, совершенно уникальное место, которое, к сожалению, не уберегли от пожара.
Родители не пускали меня ни в один кружок. Помню, как прыгала в классики около подъезда, где ко мне подошел режиссер и позвал на пробы. Я взмолилась: «Мамочка, миленькая, поедем!» Приехали на студию, со мной поговорили, а потом перезвонили маме и сказали: «Ваша дочь утверждена». Я училась во втором классе. И мама, зная, что такое съемки, решила: нет, не пущу ни за что. А я строила планы: меня будут снимать. Она говорила: «Не знаю, не знаю, о тебе, наверное, забыли, это такой мир, никому не нужна».
Тем не менее я окончила Щукинское училище, курс Юрия Васильевича Катина-Ярцева.
Меня приглашали пять театров. И даже Андрей Александрович Гончаров позвал в труппу, это было безумно приятно. Но я мечтала работать в «Ленкоме», куда и была принята.
Когда вышел фильм «Формула любви», где я сыграла Фимку, мы с родителями встречали cтарый Новый год в ресторане ВТО, за нашим столом собралась красивая компания: Андрей Александрович Миронов, Горин, Ширвиндт. Помню, как к отцу подошел худрук Театра эстрады Борис Брунов и сказал:
