Общеобразовательными предметами нас не мучили. Зато с утра до вечера мы занимались по программе ГИТИСа, включавшей в себя огромное количество специальных дисциплин: мастерство актера, танец, вокал, сценречь, сцендвижение, фехтование. По замыслу мы должны были учиться три года, а затем нас автоматически переводили на четвертый курс ГИТИСа. Но юридическую сторону вопроса никто до конца не продумал. В итоге нашу группу назвали «колледжем режиссерского факультета».
Вот так в 19 лет мы окончили ГИТИС. Кто-то из моих однокурсников пошел еще поучиться: Зоя Кайдановская, Петя Красилов. Но большинство — Паша Трубинер, Костя Ивин, Миша Калиничев, поступив в разные театры, начали работать. При этом наши гитисовские педагоги, к сожалению, а может быть, по счастью, особо не занимались нашими показами, так что мы сами пытались что-то организовать. Я успела показаться в «Сатирикон» к Константину Райкину, когда наш педагог, ныне покойный Владимир Георгиевич Боголепов (он в тот период работал в Театре имени Гоголя), сказал: «Аня, идите к нам и никуда больше не показывайтесь! Сергей Иванович (Яшин, в те годы главный главный режиссер Театра имени Гоголя. — Прим. ред.) ставит «Бесприданницу» и ищет актрису на главную роль». Я подумала: «Господи, конечно, ну кто, как не я, такая талантливая, может сыграть эту роль?!» (Смеется.) Пошла, показала отрывок из дипломного спектакля, и Яшин меня взял.
— И вы в 19 лет сыграли знаменитую роль Ларисы Огудаловой?
— Нет! Яшин дал мне Машу в спектакле «Чужой ребенок», который репетировал Александр Сергеевич Бордуков (когда мы «разыгрались», спектакль имел у зрителей большой успех, там были чудесные декорации, костюмы). А в «Бесприданницу» Сергей Иванович взял совсем другую актрису. Это был первый шок, первая моя встреча с театральной действительностью. Сейчас, задним числом, понимаю, что Яшин был прав. Я никак не вписывалась в его замысел, да и оценивала себя не вполне адекватно. Изнутри мнила себя «блондинкой с голубыми глазами», а в реальности была веснушчатым, кареглазым, рыжеволосым созданием с пухлыми щеками и большими амбициями. Все, что ни делается, — все к лучшему. Театр имени Гоголя стал для меня очень щадящим погружением в театральный мир и в профессию, о которой у меня было очень абстрактное представление. Хотя необходимые для актера некая наглость и уверенность присутствовали. Оказавшись на большой сцене, я, например, сразу обнаружила, что совершенно не умею разговаривать на огромный зал. В итоге три года в Театре имени Гоголя стали для меня очень хорошей школой.
