— Товарищи! А теперь слово предоставляется Рубену Николаевичу Симонову, председателю художественного совета и главному режиссеру театра.
— Мать! Те наказания, которые вы придумали, понимаете, кхм-кхм... это мелочь! За такой поступок, который, понимаете, совершил Гарри Дунц, это не наказание. Что значит «выгнать с волчьим билетом» или «лишить диплома»? Мелочь вы какую-то предлагаете. Нужно, мать, стр-р-рашное наказание именно для вахтанговца! Лишить его, понимаете, большого вахтанговского значка!
Рубен Николаевич имел в виду памятный значок, который выдавали актерам за пятнадцать лет службы в театре.
После окончания театрального училища в труппу приняли актера Василия Ланового. Двадцать четыре года. Молодой, красивый. Герой-любовник. За плечами громкая кинематографическая слава — роль Павки Корчагина. На гастролях в Ленинграде в гостинице «Европейская» одновременно с Театром Вахтангова жил какой-то балет. Василию Семеновичу приглянулась одна танцовщица, но дама на его ухаживания не отвечала и в гости не звала. Тогда Лановой вычислил ее окно и по карнизу влез в номер. Дама подвига не оценила (между прочим, ухажер рисковал жизнью — из-за любви полез на третий этаж!) и подняла визг, расцарапав Васе лицо. Крик стоял жуткий.
Гостиница была режимной, и как вы понимаете, о происшествии мгновенно узнали. Отягощало вину артиста то, что его избранница являлась секретарем комсомольской организации. На следующий день в фойе театра висело распоряжение: «Артисту Лановому немедленно явиться в номер главного режиссера в десять утра». Ланового для моральной поддержки до номера провожали Гриша Абрикосов и мой отец. Гриша шел и бубнил:
— Вася, ты бы мне раньше показал, которая понравилась, я бы тебе все устроил. Опыта, опыта тебе не хватает.
А папа «успокаивал» с другой стороны:
— Отец в такой злобе, я пытался с ним поговорить, но к нему не подступиться. Держись!
Вася, дрожа от страха, стучит в дверь номера:
— Простите, Рубен Николаевич, это Лановой.
— А, Васенька, заходите, заходите.
— Простите...
И тут дед взрывается:
— Что простите! Вы разве не знаете, где мы находимся? В городе, мать, колыбели революции, понимаете?! Вы не знаете, что здесь было в семнадцатом году? «Аврора» здесь, мать, стреляла! Ленин здесь революцию делал! А вы что здесь, Вася, натворили? Какой позор! Какое пятно на лице Театра Вахтангова!
— Простите...
— Что-о? Никогда вам не прощу, понимаете! Как вы позволили, чтобы какая-то поблядушка расцарапала лицо герою-любовнику Вахтанговского театра! — И после паузы ласково: — Не волнуйтесь, дорогой Васенька, идите отдыхать. Завтра же ее не будет в этом кордебалете.
Была задета честь Театра Вахтангова, и дед бушевал: чего ей нужно — артист, красавец, вахтанговец! Он воспринял это как оскорбление, как пощечину всему театру.
