— Вы ведь тоже наследник. Почему же работали в Театре на Малой Бронной?
— Мне повезло, моим педагогом была блистательная Вера Константиновна Львова, у которой учились и отец, и дед. Конечно, фамилия Симонов имела магическую силу. Я решил себя проверить и поступал во МХАТ под фамилией матери, актрисы Лифановой. Потом поступил в «Щуку». После окончания меня пригласили в Театр на Малой Бронной. Так случилось, что именно в этот момент драматург Леонид Зорин принес в театр новую пьесу «Покровские ворота». Ее ставил Михаил Козаков, мне досталась роль Костика, я играл его десять лет. К чести Козакова, когда он начал снимать фильм, предложил эту роль мне, но я отказался: «Я уже седой. Время ушло».
— Ну а режиссерские гены в вас взыграли?
— Взыграли. Со Львом Дуровым мы поставили «Жестокие игры», которые шли в Театре на Малой Бронной. На сцене Вахтанговского театра имел успех мой спектакль «Раненые». Вся наша семья актерская. Моя жена Елена Доронина — выпускница последнего курса, который набрал отец. Он нас и познакомил. Лену недавно пригласили сниматься в Голливуд. Дочь Катя готовится к экзаменам в театральное училище.
— Какие душевные качества вы унаследовали от отца и деда?
— Наверное, огромную любовь к театру, музыке, поэзии. Но главное, смею надеяться, что я такой же, как они, — вахтанговец.
При дедушке театр имел свое лицо. Теперь там ставят великолепные режиссеры, но спектакли стали разными, они носят печать постановщика, а не Вахтанговского театра. Раньше свято чтились главные постулаты: «режиссура, растворенная в артисте» и «каждый спектакль — это праздник». Имя Вахтангова поднял на такую высоту именно дедушка. Для Симонова это имя было святым. Когда ему на память подписал фото Станиславский и что-то не совсем лестное приписал о Театре Вахтангова, дедушка эти слова аккуратно вырезал. Он не хотел оставлять для истории слова, которые хоть как-то могут запятнать имя Вахтангова.
Юлия Борисова была страшно горда своей речью, которую произнесла на юбилее деда. Она вышла на сцену и сказала: «Рубен Николаевич, мы никогда не видели Евгения Богратионовича. Для нас, вахтанговцев моего поколения, Вахтангов — это вы!»
«Рубен Николаевич вбежал ко мне в гримерную, — рассказывала Борисова, — багровый от гнева и закричал: «Как вы посмели, понимаете! Как смеете меня сравнивать с Вахтанговым! Это Бог!»
В ночь смерти дед написал завещание. Не о том, кому из родственников оставить недвижимость, кому завещать деньги, кому машину, — он написал такие строки: «Театр Вахтангова должен жить в веках. Каждый из вахтанговцев должен запомнить это на всю жизнь и своей безупречной работой способствовать утверждению дела нашего гениального учителя Е. В. (Евгения Вахтангова. — Прим. ред.). Рубен Симонов».
Июнь, 2004 год
