Проучившись полгода в театральном институте у Анатолия Самуиловича Шведерского и Исаака Романовича Штокбанта, я резко решил все бросить. Хотя показал себя, как сейчас понимаю, неплохо: преподаватели обращали на меня внимание. Однако в какой-то момент у меня началась депрессия, причин было много, рассказывать долго.
Мне все перестало быть интересным. «Да ну его, этот театральный, пусть идет куда подальше», — психанул я и не появлялся на занятиях неделю. Нашел себе подработку, собирался дотянуть до лета и вернуться на родину. «Ну а что, профессия у меня уже есть, руки растут из нужного места, проживу», — размышлял примерно так.
На мое счастье случайно столкнулся на улице с Анатолием Самуиловичем. До сих пор помню его пальто, угол Невского и Владимирского, где мы стояли, и снег, хлопьями падающий с неба.
— Здравствуй, Юра. Ты почему не на занятиях? — спросил педагог.
— Здравствуйте. Я решил институт бросить!
И выложил ему свои мысли на эту тему. Лицо мастера помрачнело.
— Ты можешь уйти, конечно, это твое право. Но помни: конкурс был двести пятьдесят человек на место, ты поступил, значит, у кого-то это место отобрал, а теперь сваливаешь. Бог с ним, хуже другое: у тебя есть данные, ты многое смог бы, пройдет время — и ты будешь кусать локти. Но и не это самое страшное, а то, что в родном городе никто не поверит, что ты сам ушел из ЛГИТМиКа. Все подумают, что тебя просто выперли. И никому ничего не докажешь: ну кто уходит из театрального института по собственной воле? Это все равно что космонавту от полета отказаться.
От последних слов мне мгновенно стало плохо. Я ощутил весь ужас своего положения.
— Я все понял, я дурак, — взмолился. — Помогите вернуться!
Но вернуться оказалось не так-то просто. В то время с прогулами было строго — если нет уважительной причины, отчисляли сразу. Завкафедрой был Святослав Кузнецов — мужик суровый. Пришли к нему. Анатолий Самуилович пытался объяснить про мой стресс, домашние трудности и остальное.
— Актер должен быть закаленным. Его из театра могут вынести лишь ногами вперед, — отрезал Святослав Петрович. — Личные проблемы Гальцева меня не волнуют. Выгоним его. — Мой мастер снова вступился, сказал, что я очень способный и точно буду хорошим актером. — А вот выгоним основного, чтобы другим неповадно было, — гнул свою линию Кузнецов.
