Батя не выдержал, взял картофелину и залепил Вовке в лоб. Потом кинул вторую, третью. А друг служил в морфлоте и подраться был не дурак.
— Да я тебя сейчас! — он схватил отца за грудки большими ручищами.
Поняв, что пахнет жареным, батя стянул с головы парик и закричал на весь рынок:
— Вовка, это ж я!
Когда друг его узнал, свалился прямо на мешок и забился в истерике от смеха. Отец упал рядом и тоже хохотал как ненормальный. Так они и катались по картошке, а очередь гоготала над ними. Эта картина тоже стоит у меня перед глазами, будто все случилось вчера. Именно в тот день мы выручили пятьдесят рублей, на которые купили «Сонату».
Снова картинка, нежная и трогательная. Баба Настя. Я открываю дверь в небольшую баню, что рядом с домом в Ключиках. Она сидит у окошка в своей белой полотняной рубашечке и расчесывает седые волосы. На шее — латунный крестик. Ноги бабушки в тазу, папа на корточках моет их и подстригает ногти.
Бабушку отец очень любил. До самозабвения. Он никогда не говорил «мать», только «мама» и «мамочка», хотя мужчиной был горячим, мог от души послать на три буквы, постоять за себя, защитить слабого. Неважно, сколько противников — пять, шесть... Сейчас про таких говорят «безбашенный». Но при бабе Насте он становился смирным как ягненок.
Бабушка была набожной женщиной, знала много молитв, но писала и читала с трудом, а дед Афанасий Зиновьевич владел двумя языками и учился в Берлине. В 1947 году его расстреляли в Джезказгане как классового врага. Я никогда не видел деда и помню лишь, как баба Настя о нем рассказывала.
Она редко повышала голос и очень сплачивала семью: отца с сестрами, нас, внуков. Моя мама Раиса Григорьевна чем-то похожа на бабу Настю: для нее дом и дети превыше всего. Хотя, конечно, мама всю жизнь работала. Начинала секретарем в управлении КГБ, в молодости активно занималась балетом и велоспортом. Она окончила торговый техникум, заведовала хлебным и колбасным отделами в гастрономе, а завершила карьеру заведующей Домом политпросвещения. В молодости мама была очень эффектной дамой, да и сейчас не потеряла очарования.
С мамой связан кадр под названием «Роддом», который я не мог видеть своими глазами, но родители все красочно описывали. 1961 год, двенадцатое апреля. Стены в палатах темно-зеленые, а стекла на окнах замазаны белой краской, чтобы снаружи ничего не было видно. Через час после моего рождения по радио объявляют, что Юрий Гагарин полетел в космос. На следующий день к маминой койке подходит делегация из горкома: «Ваш сын появился на свет в такой исторический момент, хорошо бы назвать его Юрием».
