Первые семь лет меня воспитывали дедушка с бабушкой. Я не знаю, что происходило у родителей. У папы был один «грешок», мама не смогла простить предательства. Как писал Лев Толстой в «Анне Карениной», если прощать, то так, словно ничего и не было. Мама этого сделать не смогла. Она максималистка: все или ничего!
Разошлись они не сразу, делали попытки воссоединиться, но, видимо, склеить разбитую чашку не получилось. Могу об этом судить только по ее скупым словам в интервью: «Когда я была беременна Анэттой, у мужа случился роман. Я об этом узнала и имея твердый характер, решила, что все — закончена история. Окончательно я ушла, когда Анэтточке было три года. Он очень не хотел, чтобы я уходила».
Папа потом женился, и не один раз. У меня по отцу три брата — и все от разных жен. Мама никогда не сказала о папе ничего плохого. Да, он изменил, да, она не смогла простить. Ну разве что проскальзывала фраза: «Он — Ганс Христиан Андерсен. Умеет красиво говорить». И все!
Мы много с ней о жизни беседовали. Благодаря маме я усвоила одну житейскую мудрость: никогда не надо бояться своих ошибок. Тот, кто не ошибается, не знает, как жить правильно. Многие говорят — надо учиться на чужих ошибках, но на практике это ничего не дает.
Я очень благодарна родителям, что у меня не было никакой травмы в связи с их разводом. Не видела маминых слез, не была свидетелем их скандалов. И это прекрасно. Единственный раз мама осторожно спросила у меня:
— А ты понимаешь, что такое развод?
И я, четырехлетняя малышка, ответила:
— Развод — это когда нет любви.
Не помню, как и когда мне об этом объявили. Зато прекрасно помню, как дедушка каждый год, начиная с двадцать восьмого декабря и по восьмое января, по утрам клал мне под елку подарки. Он придумал сказку о том, что их приносят Свин Свинович с Комар Комаровичем от Деда Мороза. Подробно рассказывал, как просыпался от шороха, как видел в темноте их копошащиеся фигуры...
Мама, приезжая в Феодосию уже без папы, держала марку, никогда не показывала родным, а тем более ребенку, что ей плохо. У нее даже песня была, которую мне посвятила: «Малыш». Там такие трогательные слова: «Только раздается детский плач в ночи, сердце сразу ноет от тоски. Слышу, говоришь мне: «Мама, где же ты?» Вижу снова милые черты...» С папой мы продолжали видеться, никто ему не запрещал этого.
