Перед выходом на сцену рисую стрелки, надеваю откровенный костюм и становлюсь другой — раскрепощенной, агрессивно-сексуальной. Мне хорошо в образе плохой девочки. У меня даже есть справка от врача, подтверждающая, что во время выступлений происходит раздвоение личности.
Помните, в фильме «Вокзал для двоих» проводник поезда Никита Михалков говорил героине Людмилы Гурченко, прибежавшей к нему в купе на любовное свидание: «Сама-сама-сама!» Мол, раздевайся по-быстрому, и никаких сантиментов. Эта фраза, увы, стала крылатой. Женщин уравняли в правах с мужчинами, избавили от ограничений и зависимостей. Ты свободна! Но если хочешь быть ровней, не рассчитывай на помощь и поддержку. Наверное, кому-то по душе завоевания эмансипации, но мне жаль, что мужчины утрачивают отведенную им природой роль защитника, лидера, добытчика, а женщины все чаще произносят: «Сама-сама-сама...» Мы все дальше уходим от гармоничных отношений, в итоге рушатся семьи, люди расстаются.
Считаю себя самостоятельным человеком, с ранних лет работала и зарабатывала, но ничуть не стесняюсь признаться: мне в жизни не раз приходилось опираться на крепкое плечо. Благодаря моим любимым мужчинам я такая, какая есть.
Первый, кому я многим обязана, конечно же папа. Я родилась в Москве в любящей дружной семье и росла единственным избалованным ребенком, которому позволяли делать абсолютно все. Мои далекие от творчества родители (мама — инженер, папа — юрист) тем не менее сразу поняли, что за девочка им досталась, и не пытались меня изменить, втиснуть в рамки. Очень за это благодарна — обретенная в детстве свобода до сих пор живет во мне. С трех лет я не стесняясь выходила на сцены домов отдыха и пансионатов, где мы отдыхали семьей, танцевала, пела, рассказывала стихи и получала заслуженные гонорары — кукол и сладости. В семь я начала ездить на гастроли с балетом «Останкино» и зарабатывала уже реальные деньги. Параллельно занималась в музыкальной школе по классу фортепьяно.
Помню, впервые поехала с танцевальным коллективом в Воронеж посреди суровой зимы. Поселили нас в полуразрушенный дом с удобствами на улице. Когда я отказалась справлять нужду на холоде, мне вручили ведро, над которым сутки лила горючие слезы. Все происходившее казалось домашней избалованной девочке кошмаром. Спустя годы, уже в группе «Лицей», случалось всякое: яичница с живым тараканом на завтрак, продавленные кровати в ободранных гостиничных номерах... Мои коллеги переживали, а я сохраняла спокойствие и невозмутимость — с детства привыкла к гастрольному быту.
