Двенадцатого октября 1974 года зарегистрировали брак, а четырнадцатого октября родилась Катя.
Дочку я рожала в том же роддоме, что и Егора, очень легко и быстро. Так была счастлива, что все прошло хорошо и родилась девочка! Думала, через пару дней отправлюсь домой. Но педиатр, который вел меня после первых родов, уперся:
— Придется задержаться.
— Почему? Я прекрасно себя чувствую!
— Нет, надо понаблюдаться, а то еще начнутся осложнения, как в прошлый раз.
Продержал десять дней.
Николай приносил охапки роз. В палате их не разрешали ставить, и я раздавала букеты врачам и медсестрам. Роженицы наблюдали за этим с нескрываемым изумлением, наконец одна спросила:
— Вы что, разводите розы?
В советское время купить или достать такие цветы было нереально. Где Коля их брал, не знаю. Я ответила:
— Да, у нас за городом целая плантация.
А Двигубскому сказала: «Розы — это, конечно, прекрасно, но лучше принеси что-нибудь поесть». Кормили в роддоме неважно.
Когда нас выписали, Наталья Петровна Кончаловская примчалась со своей подругой, француженкой Жюльет, посмотреть на девочку.
Стала умиляться:
— Ой, она на меня похожа! Это моя внучка!
— Ну, это вряд ли!
— Ты посмотри, посмотри, нос точно как у меня! У нее пятачочек курносый, и у меня в детстве был такой же!
Наталья Петровна любила меня как дочь, вот и Катю была готова считать своей внучкой. Мы общались до самой смерти Кончаловской...
Когда родилась дочка, Коля предложил: «Егорушка, может, ты будешь звать меня папой? А то Катя подрастет и удивится, почему ты меня Колей называешь». Сын сразу согласился.
Однажды приехала с ним на Николину Гору. Кончаловский тоже там был. Пообедали, стали о чем-то разговаривать, и Егор вдруг сказал отцу:
— Андрон!
Тот опешил:
— Почему ты ко мне так обращаешься? Я же твой папа.
На что бабушка Наталья Петровна со свойственной ей прямотой заметила:
— Это еще надо заслужить, чтобы тебя папой называли...
Я не хотела, чтобы у Егора был комплекс безотцовщины, и всегда говорила:
— Как тебе повезло! У тебя не один, а два папы.
И каких! Андрей Кончаловский и Николай Двигубский!
— Да, я богатый, — кивал мальчик, — у меня два папы, три бабушки, три дедушки. А мама одна!..
Николай, как ни странно, родной дочке уделял гораздо меньше внимания, чем приемному сыну. Я объясняла это тем, что она еще мала. Думала: подрастет и Коля будет с ней играть как с Егором, водить по театрам и музеям. Но когда Катя подросла и пошла в школу, мы с ее отцом расстались. Сейчас удивляюсь, как протянула с ним целых десять лет, хотя, конечно, любила мужа. Но Двигубский категорически не хотел обеспечивать семью, я все тащила на себе.
За эти годы он работал художником-постановщиком только на двух больших картинах — «Зеркале» Андрея Тарковского и «Сибириаде» своего друга Кончаловского.
Гонорары были немаленькие, но деньги семья не увидела, они улетели в трубу. В каком-то смысле я тоже была виновата. У Коли в Америке жил старший брат Михаил. После Второй мировой войны он эмигрировал из Франции в Штаты, но поддерживал связь с семьей, довольно часто звонил. Я много раз предлагала:
— Напиши Мише, пусть тебе сделает приглашение.
— Зачем? Меня все равно не выпустят. Я невыездной.
— Откуда ты знаешь? Надо попробовать.
Мне за него было ужасно обидно. Я не вылезала из заграничных поездок и хотела, чтобы Коля тоже куда-нибудь съездил.
