Пока не приехал Галин папа, подполковник, и не спросил: «Сережа, а вы собираетесь жениться?» Сенин растерялся и подумал: «Ну, я попал...» Он расстроился еще потому, что у него была хорошая компания, безудержная, гусарская, сумасшедшая, которую мудрая Галя обреченно принимала. И его принимала, хотя он — «через край». Сенин понимал, что это веселье, видимо, должно закончиться, чего ему категорически не хотелось.
Короче, он почти не помнит, как свершился ритуальный акт воссоединения в ЗАГСе. Зато помнит, что молодая жена была хороша в розовом платье и он, сильно похудевший, в новом костюме тоже смотрелся ничего себе.
Да, ЗАГС тот в Одессе располагался возле Оперного театра, и именно в нем потом снимался эпизод фильма «Любимая женщина механика Гаврилова», в котором главную роль сыграла его будущая жена и главная женщина его жизни — актриса Людмила Гурченко.
После свадьбы они сели на теплоход и поплыли по самому синему Черному морю.
А когда вернулись, продолжилась привычная жизнь: ее — экономиста на киностудии, его — аспиранта, который готовил диссертацию, связанную с портами, давлением воды, песком и дном. Он вывел даже формулу, которая заняла три страницы, но так и не довывел ее. Профессора-математики сказали: «Да, все хорошо, но до конца не сделано, поэтому сидите думайте!» А Сергей не хотел больше думать, как он образно говорит, «паста в ручке закончилась». То есть надоело. И он понял: то, чем занимается, — туфта. Даже если он формулу про давление осилит, ничего в этой жизни решительно не изменится.
Ничего! Ни для песка, ни для воды, ни для него. Какое-то время он еще давил песок специальными стенками, тоскливо проводил эксперименты, разрабатывал с умельцами хитрые датчики.
Объективно вроде бы все складывалось, и опять ему все давалось легко. И деньги он даже зарабатывал приличные, подхалтуривая практическими занятиями, курсовыми и дипломными работами, которые за кого-то писал, и с них все капало и капало... Благодаря Гале у Сенина появилось очень много знакомых из киношного мира. Это он так сказал — «благодаря Гале». Время было перестроечное, обнадеживающее. И вдруг ктото из новых знакомых говорит Сергею: — А давай сделаем студию свою!
Он отвечает:
— Ты что, с ума сошел?
Какая студия? Я — инженер!
А тот — ему:
— Посмотри, какие возможности появляются!
Конечно, Сенин ощущал, как тянет его в тот, другой мир. Он еще не понимал, что такое продюсерство, но оно само его достало-догнало. И он решил все бросить. Я говорю:
— Сережа! Но вы же не экономист!
Он весело:
— А хамство? А наглость? И потом у нас в техническом вузе экономику изучали вполне серьезно.
Жена Галина была очень расстроена.
Она хотела, чтобы он стал профессором. Это вполне вписывалось в такую общепринятую модель образцово-положительно-показательной семьи. Квартира у них уже была двухкомнатная, в которой отец Сенина, скромный строительный начальник, сделал скромный ремонт. Отец был очень честным, слишком честным, чтобы использовать свое служебное положение. Поэтому вокруг него подчиненные почему-то богатели, а он нет. Сергей считает, что это свойство — пасовать и проваливаться по финансовой части — передалось ему генетически. «Неважно», — сказал он, чтобы перейти к следующей теме. Это слово — «неважно» — он будет во время нашего разговора повторять много раз. Оно из лексикона Гурченко: Людмила Марковна всегда боялась утомить собеседника излишними подробностями и ненужными деталями, поэтому, посмотрев в глаза тому, с кем говорила, и убедившись, что для него это правда «неважно», переходила к следующей теме.
Сергей затушил очередную сигарету, и я вдруг увидела на его руке красивое кольцо.
— Откуда оно, Сережа?
— спросила неожиданно для себя, без всякого перехода, бестактно.
— Люся подарила, — сказал он, взглянув на кольцо. — Сапфир в белом золоте. Она купила его в Нью-Йорке, в хорошем магазине. Ей всегда хотелось, чтобы у меня было нечто такое. Вообще все, что есть во мне приличного, — это Люсина заслуга. Потому что когда мы встретились, я был полным идиотом. Встреча с ней — это безумное везение, Кира!
