Но сейчас появилась надежда: что-то начало меняться, сдвинулось с места.
Для отца гимн Советского Союза никогда не был пустым звуком. Слава Фетисов вспоминал, как участвовал когда-то в матче молодежного чемпионата мира с финнами: «Накануне я немножко загулял, играл уже и в составе взрослой сборной, так что к этому матчу позволил себе отнестись несерьезно. В результате перед третьим периодом мы проигрывали две шайбы. Сидим в раздевалке понурые, вдруг распахивается дверь, на пороге Анатолий Владимирович Тарасов. Увидел меня и выдал по полной: «Ты — лидер сборной, а ползаешь по льду как таракан! Тебе не стыдно позорить армейский клуб?!» А потом вдруг снял шапку и запел гимн Советского Союза.
У всех мурашки по коже. Мы выскочили на лед и порвали несчастных «фиников».
Слава приезжал к отцу, когда его пригласили играть в НХЛ, советовался, как лучше подготовиться. Отец посвятил ему весь день, показал множество специальных упражнений, которые помогли Фетисову настроиться на силовой хоккей. В память о папе мы по сей день сохраняем со Славой добрые отношения. Американцы снимали фильм о Фетисове и заглянули к нам в Загорянку. Слава стоял около нашего крошечного домика и показывал съемочной группе лес, где отец его когда-то тренировал.
Вспоминаю и еще один случай, который демонстрирует, насколько искренним патриотом своей страны был отец. Я подружилась с Мариной Нееловой и пригласила ее в Загорянку.
Папа принял нас, как всегда, хлебосольно, накрыл стол, шутил, ухаживал за дамами. Когда Марина вышла из комнаты, поинтересовался:
— Кто она?
— Актриса, играет в «Современнике».
Марина вернулась, веселье продолжилось, и вдруг папа спрашивает Неелову:
— А ты Зою Космодемьянскую играла?
— Нет, Анатолий Владимирович.
— А хочешь сыграть?
— Да боже упаси!
Что тут началось...
— У вас нет ничего святого! Антисоветчицы! — кричал папа. — Убирайтесь из моего дома!
Мы похватали дубленки и, выскочив на улицу, сели в мой «жигуленок». А он не заводится ни в какую — мороз был градусов тридцать. Потыркались-потыркались, вдруг из дома вылетает отец, рвет дверцу.
— Выходите! — садится за руль, с полоборота заводит машину, прогревает и... глушит мотор. — Ладно, антисоветчицы, пошли допивать.
Чуть позже папа пошел в библиотеку ЦСКА и прочитал всю имевшуюся там прессу о Нееловой: рецензии на спектакли и фильмы, интервью. А потом позвонил Марине:
— Ну здравствуй, великая актриса современности.
— Кто это? — растерялась та.
— Это Толя Тарасов.
У Марины чуть сердце из груди не вырвалось. А папа с тех пор к ней только так и обращался: «Великая актриса современности».
Отец не принял Перестройку, был убежден, что распад Советского Союза — непоправимая ошибка. Он не мог смотреть телетрансляции со съездов народных депутатов, нервничал, подскакивало давление. Утешало его одно: «У Нинки и девок хоть деньги после моей смерти будут. Я столько книжек написал, станут получать мои авторские». Отец был человеком неприхотливым, роскошь не любил, ходил по преимуществу в спортивном костюме, стригся в простой парикмахерской за семнадцать копеек. В сберкассе на книжке у него лежало тридцать шесть тысяч советских рублей, заработанных, как он говорил, «на виду у всей страны».
Когда одна за другой начались денежные реформы, мы уговаривали его снять все и во что-то вложить:
— Папа, давай хоть дачу побольше купим.
На тридцать шесть тысяч можно было тогда приобрести трехэтажный особняк.
— Зачем? Мне хватает и этой.
— Но деньги могут просто пропасть, обесцениться.
— Этого не может быть! Власти не могут так поступить с народом.
Папа не верил, что у людей отберут заработанное потом и кровью.