За спиной хлопнула железная дверь камеры. Я:
— Почему? Зачем?
— Никаких разговоров!
Месяц трясся в тюремном вагоне: вонь, грязь, темнота, остановки в пути не на час-два, а по нескольку дней. И вдруг в одно благословенное утро услышал родную грузинскую речь, кто-то на перроне сказал охранникам: «Мальчики, купите горячие хачапури!» В Рустави Мераб провел еще два года, но я там ни разу его не навестила.
Зачем? Сделала свое дело, помогла мужу, он был, царствие ему небесное, совсем неплохой человек. Да, не все у нас сложилось как должно было, но есть вещи в этой жизни, которые нельзя поправить.
Говорят, что прошлого не вернешь, но это не так. Оно всегда возвращается к нам в воспоминаниях. Сколько себя помню, вокруг постоянно звучали песни. В детстве я жила в огромном, заросшем виноградными лозами каменном доме под горой в Мтацминда, одном из самых красивых районов старого Тбилиси. По вечерам все мои родные — папа, мама, бабушки, дедушки, многочисленные тети и дяди с папиной и маминой стороны — собирались за огромным овальным столом, ужинали, а потом обязательно пели, иногда до самого утра. В этом нет ничего удивительного, вся Грузия поет — от мала до велика.
Лет в десять я исполняла под гитару «Калинку», «Караван», старинные грузинские песни.
Была еще ребенком, а мама уже спрашивала: «Нани, ты понимаешь, о чем поешь? В чем суть твоей песни?» И ее сестра тетя Кэто, которая была солисткой Грузинского народного ансамбля, как-то поинтересовалась:
— Нани, что ты чувствуешь, когда поешь?
— По телу словно мурашки бегут. И куда-то уносит. Это плохо?
— Что ты, детка! Наоборот, это первый признак того, что поешь с душой. Тебе стоит подумать о сцене.
Я поступила в консерваторию, днем занималась, а вечерами и в праздники пела в самодеятельном эстрадном оркестре политехнического института, которым руководил Константин Певзнер.
Это он, кстати, написал музыку к «Оранжевой песне» на слова Аркадия Арканова и Григория Горина. Там я познакомилась с Медеей Гонглиашвили, потрясающе талантливой девушкой. Музыка была ее увлечением, она окончила Тбилисскую государственную музыкальную школу, но по профессии была физиком, только что получила диплом в университете. Когда садилась за рояль, мне казалось, что нет в мире красивее человека. Судьба не случайно тогда свела нас — спустя время Медея станет моим аккомпаниатором.
Наш оркестр пригласили принять участие в VI Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. Я должна была исполнить лирическую песню.
Все получилось на ура, оркестр покидал сцену под гром аплодисментов, а вечером передали слова Леонида Утесова, который был членом жюри: «Если эта девушка продолжит петь, она станет прекрасной певицей». Я не поверила своим ушам! Мы стали лауреатами. После такой победы Константина Певзнера назначили руководителем Тбилисского Государственного эстрадного оркестра «Рэро» («Песня» по-грузински), а он предложил мне стать в нем солисткой.
Мама моя была строгим воспитателем, как вообще отпустила дочку в Москву — непонятно. Постоянно контролировала: все ли со мной в порядке? Запрещала ходить в гости по чужим домам, сама звала к нам молодежь из лучших тбилисских семей.
В это время мы уже «спустились с гор», жили в самом центре Тбилиси на тихой, уютной улице Грибоедова, в нескольких шагах от консерватории и оперного театра.
