Видимо, он не успел переодеться подобающим для ответственных смотрин образом. И нам было очень весело наблюдать, как он пытается раздеться не выпуская из рук подарков, от волнения не соображая положить их на сиденье машины или на капот. Девицы мои смеялись до слез, глядя, как он стоит на улице полуголый, с букетом под мышкой, пытаясь натянуть на себя приличествующий случаю джемпер. В общем, смотрины удались на славу, Денис всех растрогал и обаял, теперь мои подруги — и его семья тоже.
И само собой случилось, что мы стали жить вместе. Его родная тетя, уезжая на лето на дачу, оставила квартиру на попечение Дениса. Однажды я заехала с ним цветочки полить, нам обоим и это совместное мероприятие пришлось по вкусу, и мы больше не могли отлепиться друг от друга. Ночевали то у тетки его прекрасной, теперь считаю ее своей, обожаю ее, то у моих родителей, то — у его.
Параллельно у нас шел ежедневный съемочный процесс, нам переодеваться надо, и мы таскались с бесконечными пакетами туда-сюда. В результате багажник нашей машины стал фактически передвижным гардеробом с полным набором одежды на каждый день.
И вот мы как скакали-скакали в те первые месяцы, так и гарцуем до сих пор в одном седле. Легко и изящно это выглядит, если демонстрировать лишь внешнюю сторону отношений... Но для нас обоих это был в чистом виде конкур, причем высокой степени сложности, с преодолением барьеров, требующих от всадников выдержки и железных нервов.
Матросов достался мне в тяжелый для него период, когда он переживал историю той несчастной любви настолько глубоко, что совершенно замкнулся в себе.
Конфликты вокруг детей опустошили его дочиста. Его внутреннее, тщательно скрываемое им состояние было, мягко говоря, хреновым настолько, что он не видел выхода из создавшейся жуткой для него ситуации. А следовательно, не находил смысла и не имел желания жить. Какие варианты развития событий, как я вижу, были у Дениса в тот момент? Либо популярный нынче у влиятельных и богатых людей способ — украсть и спрятать детей, либо лезть в петлю, к чему он был очень близок. Либо не поддаться безумию и постараться строить разрушенную жизнь заново, кирпичик за кирпичиком. Он выбрал третий вариант — причем не сам, а с моей подачи и при моей поддержке. Я на аркане тащила его из бездонной депрессии. А это, поверьте, непросто — помочь человеку выкарабкаться и отдышаться.
И еще труднее построить что-то новое среди обломков такого драгоценного для него прошлого... Но мы, слава богу, справились.
Он очень искренно и глубоко любил мать своих детей, их отношения не были мимолетными, все было всерьез и по-настоящему. Я не считаю себя вправе никого судить, тем более обвинять, но если бы этот «кто-то» мог себе представить, что творилось с Денисом, прочувствовать хоть на мгновение его боль как свою, думаю, многое сложилось бы иначе. И не имело бы через столько лет такого громогласного и бессмысленно жестокого продолжения и по отношению к Денису, и прежде всего — по отношению к собственным детям.
Когда Матросов в кафе на Пушкинской в первый день нашего знакомства рассказал мне о своей беде, имя актрисы Людмилы Татаровой, мамы его близнецов, ни о чем мне не говорило.
