Вы не поверите, это был маленький личный праздник.
Один знакомый режиссер как-то заметил мне: «А почему ты в метро всегда садишься с краю, ты что — не уверенный в себе человек?» Я вспотел. Действительно, какого хрена? Заставил себя садиться везде и всегда — строго по центру. Но ведь это ж бред! Зачем заморачиваться такой ерундой?! Или вот еще была тема: побеждать страх. Почему я чего-то боюсь? И вместо того чтобы побеждать себя действительно в чем-то важном, делал порой откровенные глупости. Мог подраться с тремя мужиками где-нибудь в метро. С чего? Поди знай. Кто-то что-то не так сказал: ах, я оскорблен, идите сюда — сколько вас? Всего трое — ха! Почему не десять? Спасибо, что жив остался.
Как же Бог добр, как любит нас — даже таких недоумков! Потому как не по Сеньке была шапка благодати…
Распоряжался я ею как подросток.
И все же думаю, что это очень плодотворное время было. Я постепенно вываливался из омертвевшего кокона: ну да, не стал сразу прекрасной бабочкой — но старался меняться как умел. А все почему? Потому что пребывал в уверенности, что таким, какой я есть, меня любить не за что. А что нам всем нужно в конечном итоге? Чтобы нас любили.
Но я оброс таким количеством комплексов, что пробиться сквозь них было просто невозможно. Однако моей прекрасной Моте, Наташе Мотевой, ставшей мне женой и матерью наших троих детей, это удалось. Потому что она мягкая и добрая, милая и веселая. И она вдыхала в меня жизнь своей природной неуемной способностью, утерянной мною, радоваться окружающему.

Причем как-то по-детски — непосредственно, искренне и безудержно. А я с изумлением обнаружил, что, как прежде, могу пошутить — и симпатичная девушка смеется в ответ. Ведь это здорово: я кому-то могу быть интересен!
Примечательно, что Наташа тоже находилась в эпилоге долгого романа и мое условное появление (мы давно работали в одном театре, замечая друг друга на уровне «здрасьте») помогло ему закончиться. Но никакого перехлеста не было, герой ее романа был мне знаком, и как честный человек, я не предпринимал шагов к сближению теснее дружеского, пока там все не завершилось окончательно. Поэтому наши отношения развивались не спеша, но по нарастающей. Способствовало то, что потрепанные прошлым, истосковавшиеся по легкости отношений, мы потянулись друг к другу по принципу «мне нравится, что вы больны не мной…»
Наташа тоже боялась обжечься еще сильнее, но она в принципе не способна дойти до такой степени депрессии, как я, в силу природного жизнелюбия.
Я присосался к нему, как голодный вампир. И этого жизнелюбия вполне хватало на нас обоих. Мы с Мотей тогда бесконечно каламбурили, хихикали и даже ржали, как застоявшиеся кони, вырвавшиеся вдруг на свободу. С первобытным удивлением обнаруживая, что между мужчиной и женщиной, оказывается, может быть все очень просто и хорошо, что можно наслаждаться общением, не мучая друг друга бесконечными состязаниями — кто круче.
Как-то Наташа предложила: — Поехали ко мне, я покажу тебе голубых собачек.
— Что за голубые собачки?
— не понял я.
— Соглашайся, не пожалеешь.
Звучало заманчиво, я кивнул. Еду и думаю: может, она — торчок, собирается меня какой-нибудь гадостью угостить? Оказалось, что это просто бездомные щенки в переходе метро, которых она подкармливала. Может, свет так падал или их кто-то подкрасил, но шерсть действительно отливала голубым. Я просто переломился пополам от смеха, и она следом за мной, когда озвучил свои подозрения. Наш хохот гулким эхом разносился по туннелю, и голубые щенки смотрели на нас с удивлением.
В свое оправдание хочу заметить, что подобные мысли возникли не на пустом месте.