
Фотографии валялись на полу, по ним ходили. Косых подобрал портреты Крючкова и принес мне со словами: «Николай Афанасьевич помогал как дышал. Он спас мою семью. Меня столько раз хотели уволить за пьянство и срыв спектакля. Единственным, кто вставал на защиту, был Крючков. В последний раз поговорил со мной очень жестко: «Если честно, то я бы тебя тоже уволил. Сколько можно с тобой валандаться? Учти: больше вступаться не буду. Подумай о жене, о детях! Хорошо, если твой сын тебя стыдиться будет?» И так на меня его слова подействовали, что завязал раз и навсегда».
«Помогал как дышал...» — точнее не скажешь. Причем не только друзьям, но и незнакомым людям.
Было это в пятидесятых. Крючков в Театре киноактера играл редко, поскольку большую часть времени был занят на съемках. И вот однажды, придя на репетицию, слышит разговор между одним народным артистом и новеньким пареньком. Последний просит в долг: мол, дают вне очереди машину, а выкупить не на что — и получает отказ: «Ну откуда у меня такая сумма?!» Николай Афанасьевич отзывает народного в сторонку:
— Ты его хорошо знаешь?
Тот пожимает плечами:
— Вроде нормальный парень. В войну летчиком-штурмовиком был, с семнадцати лет на фронте.
Николай Афанасьевич оборачивается к новичку: — Приходи вечером ко мне.
Дома выкладывает перед ним пачку денег.
Когда тот заикается о расписке, машет рукой: «Вот еще глупости!»
Любопытно, что эту историю я услышала не от мужа, а от второго ее участника — актера Володи Гуляева, с которым у Николая Афанасьевича с тех пор завязалась крепкая дружба.
О бессребреничестве Крючкова в киношной среде ходили легенды. Рассказывали, как по окончании работы над фильмом «Эрнст Тельман — вождь своего класса» он на весь гонорар закатил съемочной группе банкет, какого киностудия «ДЕФА» еще не видела. Немцы, уминая деликатесы, перешептывались: «Странный человек! Мог бы «мерседес» купить, а взял — и на праздник потратился!» Мы были уже женаты, когда однажды Николай Афанасьевич вернулся домой с простенькими часами на кожаном ремешке.
Утром, замечу, уходил из дома с золотыми на золотом же браслете.
«Вот, мать, махнул не глядя, — он покрутил передо мной запястьем. — После творческой встречи разговорился с одним парнем. Он похвалил мои часы: мол, такой хронометр — мечта всей жизни. Я предложил поменяться. Парень ни в какую: «Вы не подумайте, я просто так сказал!» Но я же вижу, какое для него счастье — иметь золотые часы, да еще «от самого Крючкова»! Уговорил!»
Скольким актерам Николай Афанасьевич выхлопотал квартиры — не сосчитать. Зато о себе ни разу слова не замолвил. Собирая материалы для альбома, вышедшего к девяностолетию мужа, я обращалась ко многим его коллегам.
Все мою просьбу вспомнить о Крючкове воспринимали с радостью. Все! Вячеслав Тихонов, например, рассказал, как позвонил ему в 1993 году:
— Я теперь председатель благотворительного фонда при Союзе кинематографистов. Может, вам нужно чего? Времена сейчас тяжелые, пенсия маленькая. Говорите, не стесняйтесь!
Николай Афанасьевич ответил:
— Спасибо, Славка, у меня все есть...
Уверена, мы так бы и жили в крохотной «двушке», на которую после свадьбы поменяли его однокомнатную квартиру и мою комнату, если бы в канун шестидесятилетия Николая Афанасьевича к председателю исполкома Моссовета не отправилась делегация деятелей культуры — хлопотать о достойном жилье для «легенды советского кино».