Когда подъезжали к Минводам, в дверях купе появился начальник: «Мария Петровна, вам придется сойти. Видите, какая обстановка. Если узнают, что в поезде ребенок, меня отдадут под трибунал. Вот сидор, в нем продукты. Попытайтесь сами как-нибудь выбраться».
Едва мы дотащились до привокзальной площади, как началась бомбежка. Мама толкнула меня на землю, прикрыла собой. Краем глаза я видела яму, в которую набилось множество людей: стариков, женщин с детьми. Одна из бомб попала прямо туда. Прошло семьдесят лет, но даже сейчас страшная картина стоит перед глазами: из разорванных тел фонтаном бьет кровь, куски человеческой плоти разлетаются на десятки метров и падают в пыль, некоторые — совсем рядом...
Не знаю, что стало бы с нами, если бы не мамин характер, в котором кроме всепоглощающего оптимизма присутствовала изрядная доза авантюризма. «Знаешь что? Мы пойдем с тобой в Сальск! — заявила она, едва бомбежка закончилась. — Там большая станция — попробуем сесть на поезд». Преодолеть пешком почти четыреста километров по жаре, бездорожью, под бомбежками, с двенадцатилетним ребенком и тяжелым багажом — решиться на такое могла только моя мама.
На вокзале Сальска творилось невообразимое. Люди, бросив дома, скот, бежали от фашистов. Однако в поезда пускали только тех, у кого был полученный у начальника станции «литер». А у мамы начался приступ малярии: температура под сорок, вся горит, бредит. Решительностью я никогда не отличалась, но тут взяла документы и пошла к начальнику станции.
Вообще-то я не слезомойка, а тут не выдержала — разрыдалась. Начальник сжалился и дал «литер». Став взрослой, я с иронией буду называть этот совершенный от отчаяния поступок «моим первым подвигом». Был и второй, но много позже, и спасать мне пришлось уже не маму, а Юру...
Поезд довез нас до Астрахани. По дороге у кого-то из пассажиров удалось выменять на продукты хинин, от которого маме полегчало. На астраханском вокзале она предложила: «Пойдем на запасные пути. Может, там какой-нибудь санитарный стоит? Попросимся, чтоб нас до Москвы подкинули». Обливаясь потом, тащимся через рельсы, и вдруг — оклик: «Маруся!» К маме со всех ног кидается мужчина в форме. Они обнимаются, жмут руки, целуются.
Красавица и умница Мария Ростовцева всегда пользовалась успехом. Возможно, именно это (не измена, нет, а просто повышенное внимание противоположного пола) и стало причиной того, что родители разошлись, когда я была совсем маленькой. Надо отдать обоим должное: меня они друг против друга не настраивали, поделить дочернюю любовь не пытались. Отец попал в московское ополчение и погиб в первые дни обороны столицы...
Из Астрахани до Москвы мы благодаря маминому другу доехали с комфортом — в отдельном купе, с горячей трехразовой кормежкой. Удалось даже помыться, потому что часть «командирского» вагона была переоборудована в баню.
Несколько месяцев прожили в столице, а потом маме предложили должность редактора многотиражки в поселке за Полярным кругом.
Она согласилась: снабжение на Севере было куда лучше, чем в Москве, где начинался настоящий голод. Удивительно, за какие детали цепляется иногда детская память. Путешествие за Полярный круг осталось в ней воспоминанием о куске сливочного масла, который валялся на пристани Красноярска, где мы должны были сесть на идущий по Енисею пароход. Люди спешили мимо, наступали на желтый с вытопленными солнцем янтарными каплями брикет — и никому не приходило в голову поднять драгоценность...
За Полярным кругом мы провели почти год, а потом вернулись в Москву и Победу встретили дома. Мама устроилась литературным редактором в архитектурное издательство, где и проработала долгие годы. У нее не было ни высшего, ни специального образования — только среднее.