Он мог разобраться в этом вопросе — это было в его компетенции. Чиновник выслушал мою историю внимательно, с большим сочувствием. Осыпал комплиментами, лестно отозвался о моем творчестве. А потом... Это напоминало сцену из плохого кино — быстро подошел к двери кабинета, запер ее изнутри и попытался заключить меня в объятья. Попутно он доходчиво объяснил, какой именно видит мою благодарность за помощь в получении жилья. Я жутко испугалась. Кажется, даже закричала. Отбиться от него труда мне не составило, потом я подскочила к двери и выбежала из кабинета. Пришла в себя только на улице. С тех пор если у меня есть проблемы, я предпочитаю решать их сама.
И всегда нахожу в себе силы бороться с несправедливостью, лицемерием и ханжеством, как бы трудно ни было.
Мое увольнение из Большого театра совпало с присвоением мне звания заслуженной артистки России, вручением приза «Бенуа де ля данс» как лучшей балерине года, ордена «Почетный знак Петра Великого» за благотворительную деятельность, а также совпало с премьерой балета «Раймонда» в постановке Юрия Григоровича на сцене Большого. И я подала в суд на директора театра Иксанова. У меня была своя позиция. Ведь Большой театр — это государственное учреждение, а не частная лавочка! Почему же любой толстосум может прийти туда, заплатить и «заказать»: «Вот эта мне дала, она будет танцевать, а ту гоните в шею»?
Чьей бы марионеткой ни был Иксанов и чьи бы указания он ни выполнял, я считала, что за незаконные действия надо отвечать.
Иксанов уволил меня «по причине истечения срока контракта» в конце июня, а «священный» приказ о моем увольнении вручил мне только через два с половиной месяца. Не зная, как мотивировать свой поступок, Иксанов начал изобретать причины и ляпнул первое, что пришло в голову: «Она большая и толстая!» К этой истории незаконного увольнения русской балерины было приковано внимание мировых средств массовой информации. До сих пор помню пережитое унижение, когда разрешила журналистам из «Нью-Йорк таймс» прилюдно, в кафе, измерить меня — рулеткой!!!
Отголоски этой нелепости ощущаю до сих пор. Практически все при первой встрече со мной с недоумением говорят: «Ой, а мы читали, что вы большая и толстая, как же так...» Я выиграла судебный процесс и была восстановлена в труппе.
Но Иксанов, получивший команду «фас!», не успокоился. Мне не дали больше станцевать ни одного спектакля на сцене Большого театра, в котором до увольнения я прослужила пять лет на положении ведущего мастера сцены! Более того, мне было запрещено переступать порог театра даже для того, чтобы поддерживать форму. Мой пропуск был аннулирован. Хотя думаю, и сейчас в Большом занимаются все, кому не лень.
Спустя два года Иксанов устроил аттестацию, видимо, чтобы избавиться от неугодных и сократить труппу. В зал, где проходил этот «экзамен», загоняли скопом и солистов, и артистов кордебалета. Избранная им комиссия решала, кто нужен, а кто нет.
Я в то время была на пятом месяце беременности, но не желала афишировать свое положение во избежание стрессов, которые могли возникнуть в этот священный для женщины период, поэтому занималась в репетиционном зале ежедневно.
На аттестацию пришла, зная, что в отличной форме и мне нечего опасаться.
В тот же вечер Иксанов поторопился по каналу НТВ на всю страну заявить, что первой сокращению подлежит... Волочкова.
От обиды я целый вечер прорыдала дома. А на следующий день принесла в театр справку: «Ребята, неужели вам нужен очередной скандал, связанный с увольнением беременной балерины?»
Естественно, руководство эту тему быстро закрыло. И я до сих пор числюсь в Большом. Но выйдя из декрета, каждый год пишу заявление на отпуск по уходу за ребенком.
Возглавивший недавно балет Большого театра Сергей Филин тут же позвонил мне:
— Настя, у меня проблема.
