(В то время они уже были вместе.) Не уезжай, прошу тебя. Он сорвет гастроли. Вернетесь в Москву — все обсудим.
— Ладно. Остаюсь, — соглашаюсь я. — Но исключительно в интересах дела.
Кладу трубку и думаю: «Откуда она знает? Филипп признался? Или «добрые» люди успели донести?»
Гастроли доработали нормально, но Филипп передо мной не извинился. Считал, что я сам во всем виноват. Пропустил девочку. Алла тогда смягчила ситуацию, уговорила меня забыть обиду. Иногда она играла между нами роль своеобразного буфера, но все чаще закрывала глаза на выходки мужа...
Когда они поженились, их многие осуждали — за то, что наплевали на значительную разницу в возрасте (восемнадцать лет), сделали шоу из помолвки и бракосочетания, расписались в Великий пост и обвенчались через две недели после смерти матери Филиппа.
Многие говорили, что это не любовь, а пиар. Я сам сначала склонялся к мысли, что брак Аллы и Филиппа — новая игра. Слишком театрально и шумно начиналась лав-стори двух звезд. С букетами в «миллион роз», золоченой каретой... Возможно, Алла и Филипп и сами не представляли, во что выльется их затея, а потом по-настоящему привязались друг к другу. Я видел — это был союз двух любящих людей.
Помню, ездили в Германию. Алла строила дом на Истре, и они с Филиппом покупали постельное белье, шторы, покрывала, посуду и всевозможные безделушки для своего семейного «гнездышка». Им доставляло огромную радость вместе ходить по магазинам и обсуждать, куда и что они повесят и поставят.
Оба просто светились от счастья.
Потом Филипп захандрил. Они, как я понял, обсуждали какие-то творческие вопросы, зашли в тупик и решили привлечь к дискуссии меня. Это было во Франкфурте-на-Майне. Мы обедаем в ресторане на открытой веранде, и Алла говорит:
— Ты знаешь, мы каждый вечер сидим с Филей и пытаемся понять: что дальше? В каком направлении ему двигаться? Хочется чего-то действительно яркого, нового. Но ничего определенного не вырисовывается. А ты каким его видишь в будущем?
«Ничего себе, — думаю. — Неужели она верит, что я вот так запросто выдам сейчас нечто судьбоносное?» Решаю перевести все в шутку, но говорю очень серьезно:
— Ты хочешь знать, каким я вижу в дальнейшем Филиппа?
В длинном черном платье в белый горох. На груди бант, волосы аккуратно уложены. Туфли на низком каблуке...
И тут Алла как захохочет! Ее просто трясет.
— Ой, не могу! В платье в горошек. С бантом!
Филипп любил наряжаться в немыслимые наряды, украшать себя перьями, блестками. Алле это не нравилось.
Три года она не работала — не было желания — и занималась Филиппом. Присутствовала почти на всех его концертах. Следила за тем, как поставлен свет, проверяла костюмы и говорила: «Это хорошо, а это — никуда не годится».
Помню, Алла хвалила желтый пиджак, купленный Киркоровым в Америке.
Филипп в нем пел «Я поднимаю свой бокал...» и всегда поворачивался к ложе, в которой сидела Алла. Ее высвечивал прожектор. Она вставала с места, и в зале раздавались аплодисменты. Это выглядело очень красиво и трогательно. И было в диковинку. Зрители слезы вытирали. Это сейчас в шоу-бизнесе сплошные парочки, действительно делающие пиар на любых перипетиях любви и брака. Но никто не воспринимает эти игры всерьез. А тогда вся страна следила за жизнью Аллы и Филиппа. За них переживали, их любили.
Только приближенным Аллы не нравился ее новый избранник, ведь он стал не просто очередным фаворитом — мужем.
