Упомянула мое имя и услышала:
— Шмелева? Знаю, как же. Звезда постсоветской порнографии.
— Ты хочешь сказать, что Ирина снималась в порно?! — взвилась подруга.
— Ну, в таком, средненьком... — усмехнулся «знаток кино», — какое в девяностые снимали.
Наглая ложь. Никогда в жизни я не снималась в порно. Эротика, по западным меркам очень мягкая, присутствовала только в одном моем фильме.
Снимал его известный режиссер Владимир Мирзоев, которого даже самый дремучий человек порнографом не назовет. Все откровенные сцены с моим участием были сделаны очень красиво и совершенно нетипично для того времени, когда эротику у нас снимали ужасно, — как-то стыдливо, смущенно, будто подглядывая и краснея.
Впрочем, про меня всегда говорили, что я снимаюсь голой. И даже в театре, помню, шутили на эту тему. Хотя я снялась обнаженной всего несколько раз: в фильмах «Учительница первая моя, или Мальчишник по-русски», «Паспорт» и «Акселератка». В «Ловушке для одинокого мужчины» мой любимый режиссер Алексей Коренев очень хотел, чтобы я сняла платье, а под ним — ничего. В сценарии о такой сцене не было ни слова, Коренев просто импровизировал на площадке:
— Ира, смотри.
Останавливаешься вот здесь и снимаешь платье.
— С чего вдруг?
— Тебе жарко. Ты приехала, тащила чемоданы. И вот ты дома, и тебе хочется походить голой!
— Ерунда какая!
— Почему ерунда?
— Не может женщина войти в дом с чемоданами и сразу снять с себя платье.
— Это у нас не может, а во Франции — может. Там женщины другие!
Но как он ни настаивал, полностью снять с себя белье я по такому поводу не согласилась.
А услышав в театре очередную шутку в свой адрес, не выдержала и сказала: «Да, я жалею, что у меня мало откровенных сцен! Всегда хотелось настоящую любовь сыграть, чтобы и постель была, и эротика, и возвышенные чувства. Я верю в любовь и считаю секс ее кульминацией». Больше ко мне не приставали.
А я сама удивилась тогда своей смелости. В маленьком уральском городке Кушва, как и во всем СССР, «секса не было». Воспитывали меня более чем строго. Такой была скромницей, что смешно вспомнить. В училище все знали, что рядом со мной матом ругаться нельзя. Когда я что-то такое слышала, то стонала так: «Аа-а-ах!» И ко мне никто не мог прикоснуться запросто — типа, Ирка, привет. Обнять было совершенно невозможно. Обнял? Женись!
Вася Соловьев, внук композитора Соловьева-Седого, который учился на три курса старше, Саша Кайдановский, только пришедший преподавать в «Щуку», — оба были галантны и безупречно вежливы. Саша часто подвозил меня на машине до общежития. Я видела, что нравлюсь им обоим, но близко к себе не подпускала. Ждала настоящей страсти, как в «Блеске и нищете куртизанок» — любимой книге, зачитанной в юности до дыр.
И дождалась! Влюбилась без памяти в своего однокурсника Алексея Маслова. Роман был такой бурный, что вся «Щука» следила затаив дыхание. Как положено, Леша дарил цветы и духи. Бегал за мной, ревновал страшно. Однажды что-то ему померещилось и он в сердцах сбил с меня огромную шапку из барана, такие тогда были в моде. Стоило его родителям уехать на дачу, мы запирались в квартире и сутки напролет занимались сексом.
