Именно сейчас что-то такое сделать я пока не готов. Должно пройти время.
— А еще иногда после регистрации брака люди начинают друг друга «перевоспитывать»... Этот процесс никогда не заканчивается.
— Всю жизнь будет чего-то не хватать, всю жизнь ты будешь искать в человеке, что в нем не так, придираться, потому что это твоя вторая половина. Всегда хочется что-то «подточить», что-то «подправить», особенно когда есть разница в возрасте. Но это моя проблема, не ее. Это мое к ней чувство, мое к ней отношение, которое, как мы уже с вами сформулировали, и называется уважением. Это больше, чем любовь, мне кажется. Это Ги де Мопассан написал и вложил в уста своего героя Дюруа: «...Любовь приходит и уходит, а дружба остается...»
Опять же что вкладывать в понятие «дружба», что вкладывать в понятие «уважение»? Когда я уважаю, значит, именно я не имею права на многие вещи. По крайней мере, должен учитывать мнение и определенную свободу человека. Конечно, все живые и эмоциональные люди, и я достаточно «беспокойный пассажир», могу обидеть, могу сорваться, но... Потом буду не находить себе места, мучиться, что не прав. Все равно рано или поздно ты говоришь: «Ну ладно, все, прости».
Я какие-то вещи не секу, и, когда начинаются разборы полетов, опять понимаю и начинаю чувствовать разницу в возрасте, понимаю момент: ты — артист, она — не артист. Но иногда я выцепляю в ее рассуждении то здравое зерно, которого мне очень не хватает. Я уже многих современных фишек не вижу. И поэтому если раньше мне казалось, 60 и 40 лет — разница колоссальная, то сейчас не знаю. (Улыбается.)
Конечно, я знаю физиологическую разницу 40—45-летнего мужика по сравнению с 60-летним, но только физиологическую. А это не единственное, на чем стоят и существуют настоящие и крепкие отношения. Не знаю вашу женскую психологию, но мне казалось всегда, что, когда мужик старше и в чем-то опытнее, это гораздо интереснее.
Вот сейчас занимаюсь очень плотно Вертинским и понимаю это его ощущение, когда он увидел 17-летнюю девушку какой-то неземной внешности, это непонятное для него явление, и погиб. И все, что потом было, — производное после этого... Читаю письма, которые он писал девушке, ставшей его женой... Это письма очень зрелого, умного, много прошедшего и испытавшего человека — единственному человеку, женщине, письма кричащие и тихие, с огромным чувством и трогательные. Так может писать мудрый мужчина только женщине, которая его понимает всего, без остатка. И это, мне кажется, прекрасно... «Я не могу войти в зал, там люди в тулупах сидят... А я, во фраке, и должен им петь про цветы в шампанском... пойми меня, Лиличка, но это же ужасно и это невозможно, я страдаю...» Такое можно писать только близкому по духу, душе и сердцу человеку!
— Вы в недавнем интервью сказали, что вам не нужна муза, вам нужна спина. Я это запомнила.
— Нет, мне муза в этом плане не нужна. Спина? Я не знаю, сможет она меня вытащить «с поля боя» или нет... Но то, что будет пытаться это сделать до конца или останется со мной погибать, в этом сейчас уверен.
— А что тогда нужно? Зачем тогда?
— Хороший вопрос.
— Но есть же энергия человека, есть ощущение: вот мне с ней хорошо.
— Конечно, энергия, она существует вне зависимости от нас. Еще существуют запахи, которых мы не слышим, но они есть, и именно они тебе приятны. Существует визуальное зрение, которое тоже нельзя не учитывать. Но формулировка «вот мне хорошо» здесь не проходит... Ты сейчас говоришь о том, что чтобы мне хорошо, а я тебе говорю, что это — из раздела «хотелок». А я все тебе пытаюсь объяснить, что это не «хотелка».
— Естественно, не «хотелка». Но мы же задаемся вопросом почему.
— Это состояние внутреннего комфорта от того, что человек просто находится рядом. В свое время очень практиковал, что я одиночка. Совсем я не одиночка, не могу один, по жизни не могу один. Не потому, что нужен кто-то, кто дует мне на уши, и совсем мне не нужен какой-то еженедельный сексуальный контакт, и не нужно ежедневно варить борщи. В этом плане совершенно спокойно я могу прожить один, дайте мне книжки, дайте мне телевизор, дайте мне музыку, моих друзей, а если еще при этом есть серьезная работа, то буду спокойно существовать в каком-то своем мире. Но это будет очень недолго. Сейчас уже не смогу определить временной период, но я устаю от этого состояния, мне нужно элементарных человеческих радостей. Мне надо улыбнуться, мне надо сказать: «Сейчас помолчи, просто сиди и молчи». И вот это то, что нужно.
