— Я была на Каннском фестивале, где картину показали в конкурсе. Перед пресс-конференцией традиционно проходит фотоколл. Фотограф Юрий Феклистов снял, как во время этого мероприятия, где все кричат и слепят вспышками, нервы у Алексея Юрьевича сдали, на глаза навернулись слезы. А Светлана Игоревна отвела его в сторонку и долго успокаивала.
— Как и большинство талантливых советских режиссеров, отец окунулся в странный, не всегда объективный и адекватный фестивальный мир поздно, почти в 50-летнем возрасте. Для его нервов это оказалось невероятно тяжелым испытанием. Забегая вперед, скажу: опыт пятикратного участия в конкурсе Венецианского кинофестиваля, где я когда-то побеждал, когда-то нет, научил меня философски воспринимать происходящее, отдавать себе отчет, что соревнование не всегда оказывается справедливым. У отца такой прививки не было. Состоявшийся, взрослый человек, которому не требовалось ничего никому доказывать, он дико нервничал и грустил, когда не получил приз. Картина сперва была прохладно встречена журналистами и не привлекла внимания жюри. Потом, конечно, вышло очень много статей в европейской прессе, что Канны совершили ошибку и картина замечательная.
— Долго ли Алексей Юрьевич готовился к постановке «Трудно быть богом»?
— Это было его давнее желание. Отец любил перечитывать Чехова, Шаламова, Солженицына, но экранизировать решил роман Стругацких «Трудно быть богом». Если честно, «Ленфильм» 1999 года был не приспособлен для такой картины: костюмы, реквизит собирали где только можно. Кастинг шел мучительно. Папа пересмотрел огромное количество актеров на главную роль, прежде чем остановить свой выбор на Леониде Ярмольнике. Он вообще долго искал каждое лицо, даже если в кадре оно находилось на заднем плане, придирчиво утверждал грим.
Отец — человек экспансивный, привык фактически погибать на площадке. Для него главным было добиться результата. Леонид Исаакович оказался человеком не менее экспансивным, чем папа. По мнению отца, он никогда ничего подобного не играл в кино. Все-таки одно дело спеть «Перекресток семи дорог» и совсем другое — уловить стилистику антиутопии, фантастической истории, так похожей на реальность. Отец, конечно, мучил актера репетициями, стараясь добиться нужной степени достоверности. Они много спорили, но в итоге Ярмольник сыграл одну из крупнейших ролей в кино лет за пятьдесят.
Работа над фильмом растянулась на годы и обросла массой слухов и вранья. Такова киношная среда. Шипели: режиссер Герман спекся, не может закончить картину, сил не хватает. Ни один человек не упоминал о том, что папа много и тяжело болел. Постоянно попадал в больницу то с воспалением легких, то с острой сердечной недостаточностью. Плюс ко всему у папы развился диабет. Отец ложился в больницу, потом выходил, шел работать, потом опять ложился. Он работал из последних сил, но не сдавался. Мама в такие моменты всегда находилась рядом. Основная тяжесть по уходу за больным отцом легла на ее плечи. Когда папе стало совсем плохо, друзья оплатили ему операцию на сердце в Германии. Мало кто знает, что я тогда чуть не потерял и маму, здоровье которой было подорвано настолько, что ей пришлось срочно делать тяжелейшее шунтирование.
