Впервые я увидел его еще в 1945 году, когда Ефремов поступал в Школу-студию МХАТ. Я-то уже второй год учился там и смотрел на поступающих как на желторотых юнцов... Но Олег так не выглядел. Нескладный, худой как жердь, очень высокий. В костюме! А ведь в те годы это было редкостью, студенты ходили кто в чем. У этого костюма есть своя история. Он достался маме Олега от родственницы, мужа которой расстреляли в 1937 году. Восемь лет костюм берегли, хранили и в этот торжественный день Олег его впервые надел. Для чтения перед комиссией он выбрал стихотворение Пушкина. Помню, как он гремел на весь зал: «ЖЕЕЕ-ЛАААА-Ю СЛАВЫ Я!» И я подумал: «А ведь этот парень точно желает славы. И, кажется, он ее получит». В тот год абитуриентов было море — 500 человек на место. Война ведь только-только закончилась, и все бросились куда-то поступать. Но Олег был таким ярким, что его сразу все запомнили и отметили.
Пока мы учились в Школе-студии МХАТ, сталкивались с Олегом нечасто. Но позже, встретившись в Центральном детском театре в 1949 году, сразу почувствовали взаимную симпатию. Вообще-то оказаться в детском театре Олег, мягко говоря, не мечтал. Ему же все в Школе-студии говорили: «Уж кто-кто, а вы непременно поступите во МХАТ». Курсе на третьем он как-то раз торжественно поклялся, что будет всю жизнь следовать системе Станиславского, и скрепил свою клятву кровью... И вот поступил! На сцену МХАТа Ефремов вышел еще студентом. В производственной пьесе «Зеленая улица» — одной из тех, которые МХАТ принуждали ставить. Такие пьесы, словно конструктор, собирались из цитат газеты «Правда». Драматург Суров сидел на репетициях, читая передовицы, и на ходу вписывал в текст какие-то лозунги, актуальные на сегодняшний день. И в такой пьесе Ефремову доверили роль. После фразы Бориса Ливанова: «Вошел человек со лбом, точно вылепленным из гипса», Олегу следовало выйти из кулис и пересечь сцену. Слов для этой роли не предполагалось. К тому же Олег играл ее по очереди с другим студентом, Алексеем Покровским. Оба претендовали на то, чтобы по окончании Школы-студии распределиться во МХАТ. Но когда дело до этого дошло, Алла Тарасова высказала мысль: «Зачем нам два одинаковых актера, они так похожи...» И решили оставить в театре Покровского. Просто так получилось. Никто к Ефремову не приглядывался, не щупал его талант. Олег был просто оскорблен, он орал: «Я буду в этом театре главным режиссером! Я въеду сюда на белом коне!»
Ну а пока что надо было куда-то распределяться... Ректор Школы-студии МХАТ рекомендовал его в Центральный детский театр, которым тогда руководил Константин Шах-Азизов. Правда, сначала был сделан предупреждающий звонок. Ректор честно сказал: «У меня есть для тебя очень талантливый студент. Но жутко ершистый, шебутной. Личность!» — «Нам как раз такие нужны», — ответил Шах-Азизов.
Никто не заметил, что мы подменили портрет Сталина на Станиславского
Я сам поступил в этот театр за год до Олега и поначалу боялся, что придется играть избушки на курьих ножках, медведей... С сомнением говорил главному режиссеру: «Вы знаете, я не очень умею играть животных, нас в Школе-студии МХАТ этому не учили!» Но мне пообещали: «Вам будут давать человеческие роли». И действительно, мы получили роли в спектакле «Борис Годунов», а также в пьесах начинающего драматурга Виктора Розова (чуть позже он станет автором сценария фильма «Летят журавли»). И в замечательной сказке «Конек-Горбунок» Ершова, где Ефремов великолепно сыграл Ивана-дурака.
