— Я слышала об одном артисте, который во время таких поездок устраивал себе комфортные бытовые условия. Он возил с собой специальные салфеточки, которые стелил на столик, менял казенное постельное белье на свое. И даже подушечка у него была своя.
— Я на такое не способна. И если вы думаете, что я вешала шторки в вагоне, стелила коврик, меняла постельное белье на свое, этого не было. К тому же это сейчас у меня такое привилегированное положение, и я одна занимаю купе. А много лет ездила не одна, а все время с соседями. Какой уж там быт? Человек поехал, лег, встал и пошел. Никаких особых условий тогда ни у меня, ни у других артистов не было. Никаких райдеров. Ничего подобного. Это слово «райдер» только сейчас вошло в обиход. У меня его до сих пор нет. Чем всех кормят, тем и меня. Условия обычные.
— Сейчас смены по двенадцать часов минимум, часто переработки. В советское время было совсем не так, сколько часов вы работали?
— Шесть часов. Снимали одну сцену в день, очень по-человечески. Поэтому оставалось большое количество времени для того, чтобы общаться. Телефонов и планшетов не было. Вагончиков не было. Все сидели на площадке, где какой-то уголочек освобождали для артистов. И это, наверное, один из самых прекрасных моментов в съемочном процессе — посидеть пообщаться со старшими товарищами. А на «Полете птицы» они у меня были нехилые. Они делились своими историями, опытом, интересными рассказами. Жалею, что не было диктофона, а то бы я записала их. Потому что на память уже надежды никакой. Все происходило очень давно и поэтому остались просто какие-то вспышки.
Например, Олег Николаевич... По сценарию я в него влюблена. Он директор завода, обжег лицо, когда тушил пожар, а я отдала ему кусок кожи с бедра, чтобы ему сделали операцию по пересадке. И вот мы лежим в одной больнице. Выходим вместе гулять. Идем по аллее к зданию. Проход долгий, мне по сценарию как будто бы больно, я по понятным причинам даже сидеть не могу. И режиссер говорит:
— Вы вдвоем идете. Тебе, Лена, больно. Но ты все равно хохочешь, заливаешься, потому что счастлива, ты же хорошее дело сделала — помогла человеку. И вот ты идешь, смеешься, а тебе Олег Николаевич рассказывает какую-то веселую историю.
Мы идем, и Олег Николаевич действительно начал рассказывать:
— Слушай, Ленка, вот приезжаю я на съемки «Войны и мира» к Бондарчуку, прихожу в гостиницу, смотрю, а в ресторане все артисты сидят пьяные и очень сильно понурые... — Ну, пьяные артисты — это весело, я легко засмеялась. А Олег Николаевич выждал паузу и продолжает: — Поле боя. Бондарчук идет по нему с багровыми от крови руками, смотрит на искореженные тела лежащих на поле людей, очки запотевают. Он видит лошадь с оторванной ногой, и кровь из нее сочится.
