Возможно, так размышляли цензоры, загоняя Ободзинского в угол отменой концертов и эфиров.
Все, чего он достиг огромным трудом, рушилось как карточный домик. Отец чувствовал себя стоящим на краю пропасти. «Знающие люди» советовали обзавестись нужными связями, а со старыми друзьями рекомендовали порвать. И он соглашался, думая, что так нужно для дела.
Отрывок из книги «Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады»:
«Проснулся под утро от телефонного звонка.
— Валер... «Восточную» снимают (объявили запрет на исполнение в концертах. — Прим. ред.). День рождения Ленина — занялись чисткой, а у нас — «точки после буквы Л...». Попробуй спеть что-нибудь партийное.
— Ты не понимаешь. Я другого склада певец, я же должен чувствовать, о чем пою. Вот Кобзон. Он — плакатный певец, в этом ряду ему равных нет, он делает это здорово, органичен. А я смешон буду...
<...> Шлягер — это как лотерея. Должно повезти. В цель попала «Эти глаза напротив». Валера чувствовал, что исполнил ее так, как не сможет никто, — легко, играючи, надрывно.
Отныне и повсюду его караулили очереди поклонников: «Вы поете так, что расступается небо!», «Экстравагантный, таинственный, обожаемый!» Это дарило ощущение, что он великий. И ему указывают, как и что петь?!
— Я договорился, — сверху вниз говорил Богословский, словно неоперившемуся птенцу, — сделаем тебе хороший альбом: у меня есть прекрасная мелодия, Кохановский обещал текст написать.
Никита Владимирович сел за инструмент, демонстрируя новую песню.
— Я с удовольствием спою ее, — сидя на стуле и скрестив руки на груди, благодарно кивал Валера.
Он все уменьшался и уменьшался. Меж тем внутри разрасталось мерзопакостное ощущеньице: без Богословского не обойтись...
— Так что думайте, Валерий. Может, настал черед переходить на более высокий уровень профессионализма, выходить, так сказать, в люди?
Как назло, в один из дней пересеклись на «Мелодии» с Дербеневым. Леня, как всегда, встретил приветливо, нагнал на улице:
— Ну как ты, Валерка?
— Потихоньку, — растягивая слова, отвечал Ободзинский устало и немного официально. — Только с гастролей вернулся.
— Может, зайдем куда посидеть?
— Домой надо — жена ждет, ребенок, — отвечал, все больше раздражаясь на Леню за его добродушие.
Но тот будто не замечал, продолжая улыбаться Валере как родному.
— Лень, слушай. А чего Богословский так на Зацепина взъелся? — осторожно спросил певец, обходя тему, что в неугодные попал не только Зацепин.
Дербенев, усмехнувшись, махнул рукой:
— Богословский же повздорил с Гайдаем после «Самогонщиков». И тот вызвал нас с Сашкой. А мы такой хит зарядили на «Бриллиантовой руке»!..
— Что ж, ладно, спешу, Лень, извини.
И невольно напевая дербеневскую «А нам все равно», Валера ускорил шаг. Он никогда не думал, как скажет обо всем Лене — каким будет его лицо, когда услышит, что Ободзинский не будет больше петь его песни?
<...> Полный каюк. Разве есть в конце концов у него выбор? Надо быть дураком, чтобы упустить такие возможности. Он шел к этому столько лет!»
— Однако пластинка, записанная Ободзинским с «официальными» советскими авторами, по сути, провалилась.
— Да, успеха у публики она не снискала. Валерий попытался вернуться к Дербеневу — но тот не простил, прогнал. Отец очень переживал. Не только из-за того, что предал Дербенева с Тухмановым — он и себя предал. Так сказать, «прогнулся перед системой».
Примерно в тот же период в его жизни появляются таблетки... Их Ободзинскому предложил Борис Алов — конферансье из ансамбля Олега Лундстрема, якобы пролечить замучивший Валерия кашель. Кашель ушел, но оказалось, что таблетки еще и бодрят. Отцу это понравилось: то что надо в череде бесконечных концертов — быть бодрым и работоспособным. Ведь это в Москве его закрывали, а регионы принимали и ждали. Давал по четыре-пять концертов в день. Ни одного, я подчеркну, под фонограмму, исключительно вживую. Но все становится фиолетово, когда столько работаешь.
Музыканты называли Ободзинского «кассой». Дружески. Потому что на него шел зритель. Или Кормчий — от слова «кормить», кормилец. Его это задевало, считал, что изображают хорошее отношение для вида, потому что он приносит деньги.
