— Как вам кажется, его не удручало то, что он не работает в репертуарном театре, а играет в антрепризах?
— Он был увлечен профессией, всегда честно работал.
А что плохого в антрепризе? Папин опыт на этом поприще начался со спектаклей продюсера Леонида Робермана. Папа играл с такими величинами, как Наталья Гундарева и Армен Джигарханян. С Арменом Борисовичем они близко дружили.
— Ника, не могу не спросить вас о том, о чем почему-то часто стесняются говорить. Вы лично считали, что алкоголь для Валерия Борисовича был проблемой?
— Папа был из тех, кто не скрывал своей зависимости на определенном этапе жизни. Когда я была маленькой, папа вообще не пил. При этом, как я уже сказала, в доме всегда было много гостей, частые застолья. Мне в голову не приходило, что это вообще может быть проблемой. Тема алкоголизма не была табуированной, я слышала какие-то разговоры о том, что папе помог хороший врач. Он не выпивал 20 лет. Знаю, что кому-то он помогал остановиться, бросить пить, и люди избирали другой путь.
Когда мамы не стало, папа сорвался и какое-то время боролся с самим собой, он об этом рассказывал в публичном пространстве. Это была тяжелая борьба, мы не понимали, чем и как можем ему помочь. Папа считал, что справиться он может только сам. Старался... Когда-то получалось, когда-то нет. Мог год не прикасаться к рюмке, потом срыв. Надо сказать, что я никогда не видела его нетрезвым. Он нас оберегал...
— Только бульварная пресса выдавала подробности. Когда вы узнавали, вам было стыдно за отца?
— Нет, конечно. Алкоголизм — это серьезная проблема, заболевание, а не безволие или прихоть. Папа был человеком страстей, поэтому о том, что он выпил, сразу становилось известно всем. Он не мог это делать тихо, спрятавшись дома. Ему было непросто после маминого ухода, тут и печаль, и чувство вины, что Кати нет, а он живой. Знаю, что ему было сложно, поэтому речь не о моем стыде, которого не могло быть, а о страхе за отца и о сильном желании поддержать.
У папы была огромная сила воли, желание жить — ради себя, ради меня, ради внуков, которых он обожал.
К сожалению, трагедия алкоголизма в том, что человек себя не контролирует.
— Продолжите фразу: мой папа — это...
— Доброта, неугасающий интерес к жизни, заразительный смех, невероятное чувство юмора, страстность ко всему, что делал и как жил. Это глубина. При кажущейся легкости он был философом, эрудитом. Папа — это энергия, бесконечная неутомимость. Папа — это олицетворение детства. Не моего, а в целом, как понятия. Папа — это прорыв: что бы ни случалось, он выплывал и прорывался.
— Только с последней бедой не справился Валерий Борисович... Как он отнесся к пандемии?
— Он очень боялся заболеть. При этом, когда мы все переехали на дачу, кажется, только папа сохранял невозмутимость и любовался раскрывающимися листочками, с наслаждением слушал пение птиц. Марина, его родная сестра, переживала, чем всех нас кормить, такую ораву! Я нервничала, опасаясь, что не будет работы и как тогда жить. А что с театром придется играть в зуме?! Папа же сохранял спокойствие, много времени проводил с внуками... Еще он безостановочно смотрел кино, спал, гулял, вел себя так, будто мы на курорте.
