Вот перед таким человеком-легендой я и предстал на конкурсе. Прочел все, что попросили, вижу некое замешательство на лице председателя. После паузы Анненков манит рукой: «Иди-ка сюда ко мне. Расскажи, куда еще поступал, почему не приняли».
Я все честно поведал, не забыв про «приговор» Макаровой и ноу-хау с ниткой — по-моему, даже продемонстрировал стянутые зубы.
На другой день приезжаю в училище, читаю список поступивших и вижу свою фамилию. Прохрипев «Попал...», сползаю на пол рядом с доской объявлений — в тот момент понял, что значит «ноги не держат». Поднимаюсь, снова нахожу себя в списке и кручу головой по сторонам: спросить бы у кого, не мерещится ли мне моя фамилия...
Потом Анненков скажет, что студентом я стал благодаря истории с зубами, которая его очень тронула.
Учился старательно и с интересом, но повода быть особо отмеченным мастеру не давал. До той поры, пока Николай Александрович на одном из занятий не объявил, что сегодня предстоят этюды на тему «Зоопарк». Мастер и его жена, педагог по актерскому мастерству Татьяна Митрофановна Якушенко, как обычно, сидели во главе длинного стола, мы — по обеим сторонам. Первыми задания получили те, кто был в авангарде, дальше — по мере удаления. Я замыкал правый ряд и будучи страшно стеснительным, завидовал раскованности однокурсников, лихо изображавших маралов, страусов, жирафов, и с замиранием сердца ждал своей очереди. И вот мастер командует: «Серебренников, обезьяну!»
И тут со мной что-то произошло — наверное от отчаяния. С горловым «гы-гы», почесываясь на ходу, на полусогнутых доскакал до торца стола, запрыгнул на него прямо перед мастером и педагогом и уже на столешнице исполнил какой-то безумный обезьяний танец. Анненков с женой и однокурсники просто попадали от смеха. Потом Николай Александрович даже приглашал педагога из «Щуки» Тер-Захарову, чтобы показывать меня в образе макаки.
На втором курсе ставили отрывки из спектаклей. Поскольку особых актерских навыков приобрести еще никому не удалось, включали в сюжет то, что умели делать до поступления. Одна девочка виртуозно играла на фортепиано, парень исполнял сложные акробатические трюки. Я в образе Владьки Карпова из пьесы по повести Василия Аксенова «Коллеги» (по ней был еще снят прекрасный фильм с участием Василия Ливанова, Олега Анофриева и Василия Ланового), аккомпанируя себе на гитаре, пел романс из репертуара Шульженко «Руки». Действие происходило в комнате общежития, моя партнерша-однокурсница якобы гладила белье, а я развлекал ее вокалом. Допев романс до конца, начинаю диалог: «Так вот...», который Анненков прерывает стуком по столу: «Стоп, с начала». Переглядываемся с партнершей: значит, не понравилось. Снова исполняю романс, и опять на последнем аккорде — стук по столу: «Стоп, еще раз». Не разжимая губ, шиплю на однокурсницу:
— Может, ты гладишь плохо, ненатурально?
— А может, это ты не так поешь?! — огрызается она.
Начинаем все сызнова. Теперь Анненков дает нам наконец закончить диалог, после чего в репетиционном зале повисает мертвая тишина. В ожидании приговора сижу уставившись в пол. Проходит полминуты, усилием воли поднимаю глаза и вижу раскинувшегося в кресле мастера — вид у него благостный, даже лирический: «Слушай, спой еще раз».
Когда занятие закончилось, Николай Александрович подозвал меня и сказал пророческие слова: «Не знаю, как у тебя сложится судьба в театре и кино, но в пении ты можешь достичь неплохих результатов. Подумай над этим».
В тот момент я уже размышлял о том, чтобы всерьез заняться вокалом и начать по-настоящему осваивать гитару — имеющихся навыков хватало разве что для исполнения бардовских песен и простеньких романсов. Стимул был убойным — зависть. На нашем курсе учился Георгий Пусеп — тот самый, что после смерти Евгения Евстигнеева женился на его вдове Ирине Цывиной. Черноволосый красавец, этакий Омар Шариф. А уж когда брал в руки гитару и начинал петь — все девчонки были у его ног.
Чтобы расширить вокальный диапазон, дома ставил на магнитофон «Яуза» бобины с записями Ободзинского, Лемешева, Азнавура, Пола Янга, Хампердинка и пел вместе с ними — раскачивал голос, постепенно осваивая нижние и верхние регистры. В начале третьего курса после летних каникул, во время которых я, открыв балкон, регулярно услаждал пением слух соседей, педагог по вокалу Марина Петровна Никольская изумленно спросила: «Леня, а что у вас с голосом?» Я во всем признался. Даже в том, что распеваюсь под «иностранщину». Преподаватель попросила показать, как это происходит. На другой день притащил в училище тяжеленную «Яузу». Заперлись с Мариной Петровной в дальней аудитории, чтобы никто не застал за прослушиванием запрещенной музыки. По завершении моего выступления в дуэте с мировыми звездами Никольская сказала: «Хорошо. Продолжай в том же духе».
