Роджер Кирби при чудовищной занятости находил время на любимое увлечение — кино и театр. И детей приохотил с ранних лет, совершенно не заботясь, что там им «не по возрасту», чего они «не поймут» и что для них «неподходящее». Поэтому Ну уже лет в шесть посмотрела с папой «Полуночный экспресс» и «Китайский квартал», а затем отец повел их с Бу смотреть «Идеальное убийство». Водили их и в театр — опять же без учета возраста. Роджер был прямо-таки одержим Шекспиром, цитировал отрывки пьес на любой случай и страшно гордился тем, что в университете играл Марка Антония в «Юлии Цезаре», — поди попробуй при таком папе не полюбить драму.
Признаться, довольно долго спектакли казались Ванессе скучными, пока в одиннадцать ее не осенило, что порой на сцене действительно вершится чудо перевоплощения. Они тогда смотрели «Вишневый сад» в Национальном театре, на сцене царили великие брат и сестра Редгрейвы, Корин и Ванесса (в честь которой, между прочим, Кирби назвали свою старшую дочку), и тут произошла какая-то магия: девочка больше не была в зале, и даже на сцене не была, а была в вишневом саду вместе с чеховскими героями как безмолвный наблюдатель горьких человеческих надежд и разочарований. Больше в театре она не скучала никогда, именно он лучше всего остального помог ей постичь человеческую природу.
Понять людей ей в те годы хотелось остро, потому что это, возможно, пролило бы свет на причины их немотивированной спонтанной жестокости.
Ванесса училась в закрытой частной школе для девочек леди Элеонор Холлс. Прекрасное образование, необходимые навыки трудовой этики, престижная строчка в будущем резюме... А на другой чаше весов — колоссальное давление, вынуждавшее учиться на отлично любой ценой, и положение парии, если этого не удается. Ванессе удавалось, вот только она быстро перестала понимать, ради чего добывает кровью из носа отметки «А» — от участи парии ее это не спасло. Лишь много лет спустя она отважится открыто рассказать, что была жертвой жестокой травли и регулярных издевательств со стороны одноклассниц. Каким-то непостижимым образом ей удавалось тогда разделять жизнь надвое — школьную и домашнюю: в одной быть забитой, жалкой и беспомощной, а в другой — счастливой любимицей семьи. Почему-то она старательно держала свою беду в секрете от родителей и учителей — может, не хотела расстраивать, может, боялась последствий, а может, ей было стыдно. Довольно быстро Ванесса стала себя презирать, и издевательства одноклассниц уже казались заслуженными, словно она и вправду в чем-то перед ними виновата. Почему они так ее возненавидели? Из-за того, что была застенчивым гадким утенком? Или потому что выглядела хрупкой и болезненной?
