Если меня любовь настигла в школе, то брат, по-прежнему тихоня жуткий, с чувством припозднился. Под колеса любви угодил уже в Москве. С нами в студии училась такая Тамара Басова. Красавица невозможная, фигурка точеная, личико кукольное. И Леня мой пропал. Однажды от любви даже в обморок упал. Парень какой-то подошел к Тамаре, говорит что-то, а она, довольная, улыбается... Леня таращился-таращился, а потом как хлопнется всеми своими почти двумя метрами на пол! Такой внутри него накал эмоций случился. Вскоре они с Тамарой поженились. А следом произошло невозможное, непостижимое, страшное... Все войны на земле, по моему глубокому убеждению, происходят от зависти и жадности. Тамара была способной студенткой и подавала надежды, но я шла по карьерной дорожке увереннее. Кроме зависти другой причины мне тогда в голову не пришло, да и сейчас не приходит... Однажды она поставила Лене условие: «Если меня любишь, то не будешь общаться с сестрой». И Леня согласился. Я ничего не понимала, не верила, плакала. Конечно, пыталась поговорить. Но кроме того что мне озвучили Тамарин ультиматум, так ничего и не добилась. В театре все видели, что мы не разговариваем, но никто не понимал почему. Пробовала пожаловаться на него родителям, но и они оказались неубедительны. Сильно он любил Тамарку эту... В конце концов я просто разозлилась: «Не нужна? Ну и ладно!» Не разговаривали мы с Леней два года. Я все еще жила в «пенале» энергетической общаги. Возвращаюсь как-то вечером, а в коридоре возле двери в мою комнату застыла длинная тень. Явно мужского пола тень. Я не сразу поняла, что это Ленька, настолько была не готова его увидеть. Тень опустила голову и рухнула передо мной на колени. «Прости меня, сестра, — говорит, — я так ее любил...» Леня рассказал, что расстался с Тамарой. Ревность ее допекла. Играет с кем-то любовную сцену, значит, дома его гарантированно ждала сцена драматическая. Приобнял кого-то в коридоре, жена начинала сопеть как стая ежей. В конце концов дошло до форменной клиники. Если Тамаре казалось, что Леня на кого-то взглянул с симпатией, прямо на улице на глазах у людей или в аудитории вцеплялась в него своими когтями и царапала, царапала... Вот что ревность ее и кровь татарская делали! После того как Леонид ее покинул, Тамара так и осталась, несмотря на яркую внешность, на всю жизнь одна.
У меня на любовном фронте все складывалось гораздо прозаичнее. Один актер, лет на двадцать старше, жуткий ходок, извиняюсь, переимел весь актерский состав (имеется в виду женская часть — сейчас такое время, что нужно уточнять) нашей труппы. Неохваченной осталась только я. И началась атака. Где-то раздобыл мою фотографию. Иду мимо, а он эту карточку разглядывает — вроде как «смотри, как я влюблен». И вот однажды увязался провожать, естественно, с надеждой задержаться до утра. А я молодая, глупая, и человек вроде как вполне пристойно ухаживает. Мне и в голову не пришло, что у него хватит дури просто на меня накинуться. А в «пенале» все же слышно... Даже по морде с матом не дашь так, чтобы не оповестить соседей. Борьба у нас получилась мрачной, молчаливой. В итоге мой герой-любовник... расплакался. Сидит на полу и рыдает. Ну ты посмотри! Я больше всего боялась, что его рев услышат, и умоляюще шипела: «Тише, тише... черт бы тебя побрал... тише». Потом в театре он подвел итог общению со мной: «Скорее у лысого волосы вырастут, чем эта уступит». Кстати, он был лысым как коленка, и любовь его после того случая как рукой сняло.
Мужским вниманием в принципе я обделена не была. Много кто пытался приударить или просто оказать внимание. Однажды на вечере поэта Симонова в ресторане гостиницы «Метрополь» на меня обратил взор сам «виновник торжества». Мы, молодежь, сидели, естественно, в уголке. И вдруг Симонов громко — на весь зал, указывая на меня, говорит: «Я хочу с этой белой... высокой... танцевать!» Народ замер. Меня разглядывают, на жену его Серову косятся. Как быть? Пошла... «Обожаю танцы! — признался Константин Михайлович, выделывая ногами модные па. — Обожаю танцы, но совегшенно бездагген в этом!»
