Бесси оправдала ожидания — была самым преданным читателем и редактором, переписывала и корректировала рукописи, верила в то, что муж станет знаменитым писателем. И рожала ему детей. Сначала одну дочь, потом вторую — Джоан и Бесс. Однако партнерской поддержки в какой-то момент для Лондона стало слишком мало. С Бесси не о чем было говорить — она перестала читать, отказывалась даже проглядеть занимавшие мужа книги и статьи, ссылаясь на домашние хлопоты. Махнула рукой на свою внешность.
Джек по мере растущей известности все чаще встречался с интересными людьми, принимал гостей и сам бывал приглашен в дома светских интеллектуалов, и Бесси в качестве спутницы не слишком ему льстила. Элиза осторожно намекала ей, что неплохо бы обновить гардероб, но невестка упрямо отказывалась. К тому же они страшно ссорились со свекровью: Флора не желала мириться с тем, что не может руководить сыном и его домом, а Бесси не желала уступать.
Все чаще Джек чувствовал себя виноватым — разница натур оказалась слишком разительной: сам он не искал покоя, его стихией был огонь. В отчаянии и в счастье он доходил до края. Сдержанная, спокойная по характеру Бесси не могла даже отдаленно приблизиться к этой стихии. А если жена-друг не может разделить его страсть, то он найдет ее в других женщинах.
Социалистка Анна Струнская, яркая, эрудированная, остроумная, стимулировала и будоражила его ум и душу — их переписка отличалась редкой откровенностью, они обсуждали и мироустройство, и новые философские идеи и, главное, много говорили о любви. Результатом этих томительных многословных бесед стала совместная книга «Письма Кэмптона — Уэсу». Другая, жизнелюбивая Чармиан Киттредж, влекла чувственно, казалось, именно в ней Джек как мужчина наконец встретит такое же горение и страсть.
Спустя три года семейной жизни Джек ушел от Бесси. Естественно, полностью взяв на себя обязанность обеспечивать ее и детей. Этого отцу те никогда не простили. Спустя годы Лондон тщетно будет пытаться наладить отношения с дочерьми. Несмотря на то что содержал их и пытался принять участие в их жизни, Джоан и Бесс лелеяли обиду на отца и расчетливо ранили его холодностью.
...Он силился разглядеть их теперь, но нет, дочери не любили его. Не любили настолько, что даже в минуты забытья не пришли хотя бы в видениях. Впрочем, их все равно оттолкнула бы Чармиан. Это она умела делать лучше всего — отталкивать людей со своего пути, двигаясь к цели. Сейчас, глядя на нее, он пытался угадать, явилась ли она в бреду или в реальности. Ведь все эти дни она была где-то неподалеку, верно? Правда старалась не заходить в комнату, ее голос лишь иногда доносился из коридора, когда спорила с Элизой или распекала слуг. Как узнать, настоящая ли она, эта женщина, которая сейчас над ним склонилась?
Имя очень ей подходило: Чармиан Киттредж и вправду была очаровательной. Она не один год дежурила в засаде на втором плане — обаятельная приятельница-поклонница Лондона, заядлая читательница его прозы, соратник по «неженским» увлечениям. Впервые Джек увидел ее в 1900-м в гостеприимном доме тетки Нинетты Эймс, супруги одного из руководителей «Оверлендского ежемесячника». Девушка работала машинисткой и стенографисткой, а Нинетта писала статью о подающем надежды молодом писателе Джеке Лондоне — к печати как раз готовился сборник рассказов «Сын волка».
