Отцу было всего сорок пять, физически крепкий, ловкий — что с ним случилось? Причина гибели так и осталась неизвестной. Хоронил его весь город, хотя лично знали только коллеги-биологи, и это пышное прощание усиливало странность произошедшего.
Мне едва исполнилось десять, но папа успел сильно повлиять на меня. Как и он, я сходил с ума по бабочкам, птицам, по всему, что летает, бегает, ползает. Несметное количество времени провел в горах, в степях. В школе учился во вторую смену, поэтому в пять утра вставал, брал западню и шел в горы ловить птиц, а к двум часам возвращался, весь мокрый от пота или дождя.
Мою комнату от класса отделяли всего пятнадцать шагов, но не было ни одного урока, на который не опоздал бы. Когда появлялся, одноклассники смеялись. Но я относился к этому спокойно, потому что уже тогда чувствовал себя свободным. Коллектив ненавидел подсознательно. Одиночка, вольный человек. Правда, когда в школе ставили какой-нибудь спектакль, мне давали в нем одну из главных ролей, а в пионерском лагере назначали капитаном баскетбольной команды (это была самая популярная игра в Алма-Ате). На первом месте у меня тогда стоял спорт: баскетбол, гимнастика, даже боксом предлагали заниматься. Шикарно катался на коньках, вот только собственных не имел — мама думала лишь о том, чтобы накормить детей и чисто одеть, поэтому коньки и лыжи выпрашивал у приятелей. Если удавалось прокатиться на чьем-нибудь велосипеде, тоже показывал высший класс.
Но в тринадцать лет случился приступ аппендицита, в ходе операции занесли инфекцию, уже дома развился перитонит, опять забрали в больницу. Откачали чудом. Полгода ходил с палочкой на всякие процедуры, спортом, естественно, не занимался и интерес к нему потерял. За время «инвалидности» прочитал множество хороших книг, стал учиться живописи, а лет в шестнадцать увлекся классической музыкой. Но любовь к природе перетягивала, и я поступил в местный педагогический институт на биофак.
Однажды проходил мимо актового зала и увидел — что-то репетируют, оказалось, пьесу Михаила Светлова «Двадцать лет спустя». Зашел, сел, студенты так бездарно играли, что я не выдержал — выкрикнул им пару реплик, и меня выгнали. Спустя некоторое время ко мне в институте подошел какой-то парень, мол, не я ли тогда «выступал», и попросил заменить в их постановке заболевшего исполнителя. Выучить роль предстояло за два дня, я согласился. Никакой ответственности ни перед кем не чувствовал, поэтому на сцене расслабился, забывал слова, даже мизансцены, импровизировал и срывал аплодисменты. Потом ребята доверили мне главную роль. Справился я с ней намного хуже, поскольку теперь очень старался. Но несмотря ни на что, играть, находиться на сцене понравилось...
Тогда же понял, что самодеятельность меня не устраивает, надо учиться профессии. Никому не сказав, что задумал поступать на актерский, после второго курса пединститута уехал в Ленинград. Там были любимая классическая музыка и классическая архитектура, которой я тоже увлекался. Но главное — Эрмитаж, а в нем — третий этаж с импрессионистами!
