Римма не работала, Эдуард Николаевич содержал беспокойное хозяйство один, что во время их многочисленных ссор частенько озвучивалось. Обычно тетя Римма раздражалась из-за отношений мужа с алкоголем. Он не был горьким пьяницей, пропойцей, но спиртное действовало на дядю Эдика своеобразно: мог выпить пару рюмок и отключиться до следующего дня. Однажды, помню, встречали вместе Новый год — так уже на проводах года старого Успенский, хлопнув рюмку, откинулся на спинку дивана и захрапел прямо за столом. Конечно, тетя Римма устраивала скандалы. «Чего ты от меня хочешь? — парировал дядя Эдик. — У тебя есть роскошная шуба, мы живем в прекрасной квартире, я — единственный добытчик в семье, поэтому пить буду когда и сколько захочу!»
Справедливости ради замечу, что «добытым» действительно можно было гордиться. Даже в годы глубочайшего советского застоя Успенский вполне мог считаться состоятельным мужчиной. Мы обитали на «Соколе», Успенские в двух шагах от нас — на «Аэропорте». Я с родителями часто бывал в их трехкомнатном писательском кооперативе. Помимо большой квартиры в той же башне у дяди Эдика имелась собственная мастерская (у кого из писателей вообще была мастерская?!) и автомобиль «Волга». У них все время жили собаки, болонки, которых почему-то всегда звали Астрами. Кидались на всех без разбору.
Домашняя обстановка Успенских, конечно, была в разы лучше нашей. Дядя Эдик, как говорят, умел жить. У Тани — своя отдельная комната (невиданная роскошь в семидесятые), на двери которой она вывела фломастером: «Посторонним вход воспрещен». — «Но папе можно входить в любой момент без стука», — тоже фломастером приписал Успенский. «Нет, нельзя». — «Тогда я тебя убью».
Конечно, диалог на двери был шуточным, но, как говорят, в каждой шутке есть доля правды. Думаю, не случайно Таня однажды назвала отца домашним тираном. Мне их отношения казались вполне симпатичными, хотя и непривычными. Дядя Эдик постоянно подкалывал дочь, подтрунивал над ней. Но я ни разу не видел, чтобы он ее обнял или поцеловал. Наверное, по-своему любил. Но мне кажется — прежде всего он любил самого себя и свою цель стать миллиардером. Да, именно так. Моя мама однажды спросила у Успенского, какая у него самая большая мечта, и он честно ответил: «Заработать все деньги мира. Стать миллиардером».
Мама рассказывала мне это уже довольно взрослому, и я удивился, насколько нетипичной оказалась мечта детского писателя. Понял бы, прозвучи желание написать самую гениальную книгу, которой зачитывались бы дети по всему миру, придумать персонаж, аналогов которому нет ни в одной культуре. Но все деньги мира? Это скорее мечта банкира, бизнесмена. Детские книги, на мой взгляд, совсем безнадежный инструмент для зарабатывания капитала. Однако у Эдуарда Николаевича была своя формула жизни, и она работала.
