В дополнение ко всему обнаружили ресторан, где посетителей обслуживали официантки в бикини. Наблюдали через окно, как с подносами по залу расхаживают барышни всех мастей: европейки, азиатки, латиноамериканки, африканки... С того дня постоянно выбирали маршрут, чтобы пройти мимо.
Однажды идем по Монреалю, навстречу — девушка в жутко обтягивающем платье, едва прикрывающем грудь. Проститутка, наверное. Мы обалдели, прилипли к ней глазами, не в силах оторваться. Шакуров первым спохватился: «Даже не думай! Да хоть всей группой скинемся суточными, нам не хватит».
Конечно, мы с нашими копейками ничего не могли себе позволить, ели привезенные из дома консервы, колбасу, сухари. Варили лапшу кипятильниками, словом, шли на любые ухищрения, лишь бы сэкономить на подарки близким, ожидавшим нас на необъятных просторах любимой родины. По которой мы все равно очень скучали...
В то время я уже прочно обосновался в Ленинграде, а вообще-то моя малая родина — североуральский город Серов Свердловской области. Жил я там с родителями и младшим братом. У семьи были свой дом, хозяйство, живность — корова, теленок, свиньи, куры. Поэтому даже в военные годы не голодали.
Развлечений в округе было мало, и я пацаном пристрастился к кино, да что там — буквально влюбился. Бесконечно бегал в единственный в городе кинотеатр, десятки раз пересматривал все фильмы — и наши, и трофейные. Познакомился с дяденькой-киномехаником. Он пускал меня в кинобудку, оттуда я наблюдал в окошечко за залом. Когда рвалась лента, а это происходило постоянно, начиналось буйство: все возмущались, свистели, кричали «Сапожники! На мыло!..». Меня такие страсти человеческие потрясали. Однажды попросил специально приостановить показ, и механик — представляете?! — сделал это для меня! Да еще прервал фильм на самом интересном месте. Ох, что началось! Зрители орали, а я испытывал дикий восторг и твердо решил стать киномехаником. Помнится, подумал: «Как же это здорово — обладать такой властью над людьми!»
А когда пересмотрел в местном театре имени Чехова все спектакли, понял: властвовать над толпой все-таки способны не киномеханики, а артисты. Кроме того, постепенно стало созревать желание выступать перед публикой.
Я начал устраивать представления в сарае, где держали скотину. Приглашал девчонок-сверстниц, рассаживал их на ящики и показывал сцены из военных фильмов пострашнее: «Ты, партизан, будешь расстрелян!..» А рядом мычала корова, квохтали куры, кукарекал петух, хрюкала свинья. Да еще мать врывалась прямо во время «спектакля», кричала: «Вы курам не даете нестись!» — и разгоняла нас.
Узнав, что в серовском ДК образовался театральный кружок, немедленно записался туда. Мне дали какую-то роль. Чтобы переписать ее текст, я купил тетрадку, на обложке огромными буквами вывел: «Граматический кружок (слово «драматический» мне еще не было известно). Руководитель — артист Котов». Это был ведущий актер местного театра, которого знал весь город, и заниматься у него считалось престижным. Имя этого человека я, увы, запамятовал...
