За Чехией последовала Франция — неласковая. Жили бедно, парижские эмигрантские круги не слишком благоволили Марине. Хорошо хоть Эфрон был полон воодушевления — он зарабатывал и наконец избавился от унизительного статуса «мужа Цветаевой». Но Марина действительно была не от мира сего: безоговорочно доверяла мужу и романтизировала его поступки. Что она знала о его деятельности? Что является одним из лидеров так называемого евразийского движения, редактирует журнал «Версты», а затем — еженедельник «Евразия», привлекает к публикациям советских писателей и вообще всей душой сочувствует становлению Советского Союза. Он давно раскаялся в участии в Добровольческом движении, в 1932 году подал прошение о получении советского паспорта, а с 1934-го активно сотрудничал с Союзом возвращения на родину, затем переименованном в Союз друзей советской родины. К 1935 году Сергей уже заразил своими просоветскими взглядами всю семью кроме Марины: и дочь, и сын, так же как отец, мечтали вновь оказаться в России.
Да, в эмигрантском обществе Эфрона многие осуждали и отпускали по отношению к Цветаевой язвительные замечания: она, мол, на содержании у большевиков. Но лишь в сентябре 1937 года на нее обрушивается страшная действительность. Четвертого сентября в Швейцарии произошло резонансное убийство советского резидента-невозвращенца Игнатия Рейсса. Едва узнав об этом, Сергей бежал в СССР. Тут-то даже у колеблющихся не осталось сомнений, что Эфрон давно и действенно сотрудничал с НКВД. Утверждали, что он вербовал агентов и добровольцев, устанавливал слежку, непосредственно участвовал в убийстве Рейсса, был причастен к похищению белого генерала Евгения Миллера. Когда Марину вызвали на допрос, она клялась в безупречности мужа, но вскоре с ужасом подумала: а вдруг то, что ему инкриминируют, — правда?
Когда все вскрылось, парижская эмиграция подвергла Цветаеву настоящему бойкоту: с ней не здоровались, при встрече переходили на другую сторону улицы, отказывали в любой помощи. За несколько лет до этого Марина написала: «Тоска по родине! Давно / Разоблаченная морока!», однако теперь у нее оставалась одна дорога — в СССР. Туда, где уже находился Сергей, куда за несколько месяцев до его побега уехала старшая дочь Ариадна.
Пока Аля росла, все сходились в очевидном: этот очаровательный ребенок, унаследовавший незаурядность родителей, — гений. Разнообразно одаренная, она писала поразительные стихи и талантливо рисовала. По умолчанию Ариадна с самого раннего возраста выбрала путь служения матери. Домашние хлопоты и бытовые тяготы легли на ее плечи — и девочка безропотно несла их до того момента, пока не вошла в специфический подростковый возраст протеста.
