Вскоре я уволилась с работы, и Ежов поехал к директору Дома творчества в Болшево: «Я женюсь. Нас с Наташей совсем затравили, можно мы у вас поживем?» «Болшево» Сталин подарил кинодеятелям, чтобы они могли не отвлекаясь создавать советское искусство. Посреди леса стоял корпус с белыми колоннами, от крыльца тянулась аллея из голубых елей. В котельной жила собака по кличке Голубой Пес. На самом деле собака была белая, просто она спала на куче угля и выкрасилась. Только люди творческие, с воображением могли так назвать этого грязного пса.
Мэтры кино приезжали в «Болшево» каждый выходной: Донской, Райзман, Юткевич с женами и Каплер с Друниной. Классики принципиально не заводили собственных дач, в «Болшево» за ними были закреплены комнаты. Аристократы, старая гвардия, они переодевались к ужину, сидели за крахмальными скатертями в галстуках и бабочках. Подавальщицы в белых фартучках развозили блюда на тележках.
Номера были стандартными: вытянутая комната с окном, кровать, платяной шкаф, у входа раковина, удобства на этаже. Ежов шутил: «Только покойник не ссыт в рукомойник!» У окна стоял обязательный атрибут дома творчества — письменный стол. Постояльцы днем играли в бильярд, вечером смотрели в кинозале непрокатные фильмы из Госфильмофонда в Белых Столбах и умудрялись что-то еще писать.
Например Ежов с Виктором Конецким и Гией Данелией создали в «Болшево» сценарий «Тридцать три». Идея была Валина: будучи в Болгарии, он пришел к зубному врачу удалять зуб. Тот — прямо по Чехову — целый час возился. Чуть ли не долотом его ломал, а когда наконец вытащил, сказал: «Слушай, это у тебя тридцать третий зуб!» Во время работы над сценарием друзья установили сухой закон. Когда написали слово «Конец», побежали в магазин, чтобы обмыть это дело.
Валя обычно работал ночью. Я никак не могла перейти на его режим, все время хотелось спать: Ежов что-то спрашивает, я ему сквозь сон невпопад отвечаю. А он ненавязчиво помогал подстраиваться, учил жить его жизнью. Я не сопротивлялась. Вначале убедил, что именно я решаю все проблемы, хотя на самом деле их решал он. А главное, внушил: если уйду от него, он умрет. И я верила — у Вали было больное сердце, он перенес инфаркт.
Два месяца ожидания свадьбы быстро пролетели. В ЗАГСе нас отправили в подвальное помещение, где расписывали возрастные пары. Кого-то из брачующихся вообще заносили на носилках, кто-то приезжал в инвалидной коляске. Ежова эта картина не шокировала, а я от обиды чуть не плакала: «Валь, ну это вообще ужас! Может, мне хоть обручальное кольцо купим?» И мы отправились на Арбат за кольцом...
