Ждать пришлось не один год: Люба забеременела лишь в начале 1907 года, к этому времени их брак уже трещал по всем швам. Еще в конце 1905-го они попытались разъехаться, долго дулись друг на друга, но до развода не дошло. И вот теперь Люба все же ушла. А он до сих пор не понимает почему. Потому ли, что в отличие от ее достопочтенного батюшки не желал ходить в одной шубе десятилетиями и глаза его неизменно загорались восторгом при виде изящного костюма или яркого галстука? Или причина в том, что в свои немолодые уже годы все еще по-юношески пылок и иногда не может отказать себе в удовольствии невинно пококетничать с хорошенькими девушками? А может, дело вовсе не в этих смешных мелочах, а в том, что они оказались двумя кометами из разных галактик?
Что ж, по крайней мере, теперь у них есть чудесный сын. И отныне он для отца — единственный смысл жизни. Жениться Лев Самойлович больше ни за какие коврижки не станет. Баста! В третий раз ставить на кон свое сердце не рискнет.
Черт возьми, отчего в других семьях все складывается иначе? Уже столько лет живут в любви Саша Зилоти со своей Верушей. И ведь у них тоже не все в жизни бывало гладко. Саша нет-нет да и вспомнит, как покойный тесть был недоволен его уходом с должности профессора консерватории и «мотовством» — тем, что зять, известный пианист-виртуоз, русским инструментам предпочитает заграничные. А Вера Павловна при этом только улыбнется. Любящая, нежная жена, она всегда поддерживает мужа, будь то творчество или расходы. И у Александры Павловны с Сергеем Сергеевичем Боткиным было так же. А Люба не захотела стать мужу опорой и соратницей. Не поняла желания Льва Самойловича, с семнадцати лет живущего только своим заработком, отдохнуть от утомительного заказного портретирования, от уроков в живописной школе Званцевой и поработать для себя.
После возвращения из Греции он был полон планов и идей, хотел засесть за новое эпическое полотно. Но первую же просьбу мужа о помощи, всего лишь о каких-то жалких восьмистах рублях, Люба приняла за попытку подъехать к ее деньгам. Слово-то какое выбрала: «подъехать». И куда только делось ее европейское воспитание, так ведь только купцы в лабазах выражаются! Интересно, что сказала бы теперь, узнав, что восемьсот рублей Баксту готовы платить за одну-единственную акварель? Хотя, собственно, какое ему теперь дело до того, что скажет Люба? Лишь бы Андрюша не слышал от нее плохого об отце. Но, кажется, в этом на Любу можно положиться: все-таки порядочность — фамильная черта Третьяковых.
