Остальные полотна, расставленные прямо на подрамниках, также представляли собой геометрические фигуры разных цветов на белом фоне. Автор был тут же и без устали вещал всем желающим о скрытых смыслах своей геометрии, о том, что супрематизм должен стать новой вехой в живописи, порогом, переступив который, искусство освободится от всего земного и устремится прямо в космос... Но слушать его мало кто хотел. Большинство посетителей только крутили у виска пальцем и негодовали на устроителей выставки: им вместо картин подсовывают мазню, которая и пятилетнему ребенку под силу. На такое еще никто не отваживался.
Шок от наглой выходки Малевича был настолько силен, что на художника, еще вчера едва замечаемого критикой, обрушился сам Александр Бенуа. Плевать, что ругал нещадно, зато заметил! Это была победа. К Малевичу потянулись коллеги, составившие группу «Супремус», стали появляться заказы... Композиции из разноцветных крестов, кругов и четырехугольников, так шокировавшие публику в холодном выставочном зале, неожиданно отлично поладили с прикладным искусством. Наволочки, шкатулки, коврики-гобелены, шарфы, пояса, сумки, изготовленные по супрематическим рисункам в артели художественного труда «Вербовка», которую держала под Киевом художница Наталья Давыдова, покупали охотно. Как ни парадоксально, эти изделия искусствоведы хвалили!
Как только с деньгами стало немного полегче и семья получила возможность существовать без ее заработков, Соня все упорнее начала заводить разговор о ребенке. Казимир знал, что она мечтает об этом с первой их встречи, но все же отнекивался. Ссылался на то, что не время: идет война, его могут призвать. Да и пришедший наконец успех надо бы побыстрее закрепить: всем и каждому рассказать о своем открытии — супрематизме. Теперь он чаще проводил вечера уже не с женой, а со своими новыми подругами по «Супремусу» и «Вербовке»: Александрой Экстер, Любовью Поповой, Ольгой Розановой и откровенно влюбленной в него Надеждой Удальцовой. Говорили о новой живописи, спорили, готовили к выпуску первый номер журнала о супрематизме. А Соня... Соня, как и прежде, просто любила его.
В 1916 году его и в самом деле призвали. Впрочем под пули, которых Малевич ужасно боялся, послать не успели. Грянула сначала одна революция, потом вторая... Всю зиму 1917-го отсиживались в Немчиновке, но и там было голодно и холодно. Летом 1919 года Соня все же забеременела. Стало ясно, что еще одну зиму им в Немчиновке не протянуть. Дочь родилась в далеком Витебске, Малевич отправился туда преподавать в Народном художественном училище. Ехали трое суток, сами собирали дрова для паровоза, но все-таки добрались. В Витебске на рынке можно было достать не только молоко и хлеб, но даже мясо, яйца и масло. Соня зарумянилась, повеселела. Переваливаясь с боку на бок, бойко семенила утиной походочкой.
