Увлекся тайским боксом. Мой тренер разглядел во мне ценное для борца качество — внутреннюю ярость. Увы, становиться профессиональным боксером мне не хотелось. Не нравилась мне эта молотьба на ринге. Да и вообще, трудно жилось с самим собой. Я был диким, взрывным… из тех, кто, едва проснувшись, уже ощущает глубокую депрессию и думает лишь о том, как бы пустить себе пулю в лоб. Не было у меня стоящего дела, не было достойного увлечения. По этой причине в мою жизнь вошли наркотики. Героин съедал все заработки, но помогал хоть как-то справляться и со внутренними комплексами, и с неустроенностью, и с неуверенностью. Вот так я оправдывал свою зависимость. Из всех своих друзей я единственный сидел на тяжелом наркотике. Серьезно попался я, тоже будучи под его воздействием. Меня классически подставили: наняли незнакомые люди на дело, а потом кинули. Они убежали, а меня поймали. Как в кино! Они хотели ограбить банк, меня наняли шофером — я должен был дожидаться их в условленном месте, а затем увезти с места преступления. Я покорно отсиживался в машине, а они тем временем вышли на другую улицу, сели в запасную машину и умчались в неизвестном направлении. Естественно, никто из них не собирался отдавать мне оговоренную часть денег. Я наивно подъехал к банку, пытаясь разглядеть своих знакомых, но никого не увидел. Зато обратил на себя и свое странное поведение внимание полиции… Они бросились ко мне, я попытался было уехать, свернул куда-то и попал в тупик. Поехал в другую сторону, но оказался в паркинге, где невозможно было развернуться. Бросив авто, выбежал на улицу… там меня и поймали. Так в 20 лет я загремел в тюрьму.
Своих подельников я не сдал, молчал все время, честно отсиживая срок. В тюрьме у меня не было никаких благ. Никаких смягчающих обстоятельств. Никаких льгот или уступок — потому как даже в застенках я вел себя непотребно. Постоянно дрался со всеми подряд, спорил с охранниками. То и дело попадал в карцер. Вначале на короткий срок, потом на более долгий. В тюрьме все происходит по часам: весь день в униформе торчишь в бетонной камере-коробке, а на ночь получаешь пижаму и матрас. Прогулки, еда... Единственная вольность — возможность брать в библиотеке книги, я никогда так много не читал, как там. Проглатывал книги! Помню жуткий холод своей камеры — несмотря на две трубы, которые проходили сквозь все камеры на этаже, никакого тепла не было. Окна, как нарочно, закрывались неплотно. На 100 евро сносно можно было жить недели три, не больше, покупая себе различные условия и поблажки.
В середине срока меня переправили из одной тюрьмы в другую, в знаменитую парижскую Санте. Попал в камеру с бывалыми типами. Одного, помню, звали Иисус. Все тело его покрывали татуировки, он провел в застенках половину своей жизни. По непонятной причине Иисус решил взять меня под свое крыло и предложил защиту. Наверное, тертый калач почувствовал, что я еще совсем зеленый сорванец, что он может стать для меня временным отцом. Он искренне хотел мне хоть чем-то помочь. Хотя даже в тех условиях я не изменял своим привычкам: дрался, часто попадал в карцер, опять дрался — опять попадал. Как-то в качестве протеста поджег свой матрас. Если бы меня вовремя не выволокли наружу, я отдал бы концы, задохнувшись от дыма.
